Во время боя Касиз дважды достал меня клинком. Если бы он оставался химерой, это было бы жало на хвосте… у меня начались заражение крови, сепсис, интоксикация. Конечно, врачи объясняли все это тем, что, порезавшись (разодрав руку и бедро ветками, когда падала с неба), я совсем не ухаживала за швами.
Но я теперь понимала, что именно сделал Касиз человечеству и какой подарочек достался лично мне.
Я не могла работать – почти не видела изображение на мониторе компьютера. Не могла и делать записи – слишком дрожали руки. Не могла думать – потому что думать получалось только о событиях прошедшей интересной недели в обществе Касиза и Анура. И, говоря по совести, я считала, что, невзирая на постоянные внутривенные вливания антибиотиков, на переливания крови и прочие героические меры, несмотря на вино, выпитое дома из Чаши Силы, и янтру Наставницы, я не выкарабкаюсь.
Коллег из дорогой редакции Танька ко мне не пускала.
Окружающий мир меня не интересовал. Практически до четверга.
В четверг что-то переломилось… я доползла до ординаторской, воспользовавшись паузой между капельницами, и робко поскреблась.
– Ксенька! Ты чего встала?…
– Наверное, потому, что смогла… Белк, давай опиши мне мои диагнозы…
– А то ты сама не знаешь!.. Ксень! Ну-ка, посмотри на меня…
Доктор Белка некоторое время заглядывала мне в глаза и в рот, изучала пульс и цвет кожи на разных участках тела и наконец вынесла вердикт:
– Ты что же, все-таки решила жить? Можно ребятам позвонить порадовать?…
– Танька…
Я повисла на теплой, округлой подруге и расплакалась. Белка тоже непрофессионально хрюкала и гладила меня по спине. Потом отослала очередные миллилитры моей крови в лабораторию, завернула меня в одеяло и отправила стажера за тортом и пиццей.
– Татьяна Федоровна, пациентке рано, она же после сепсиса на щадящем столе…
– Тебя не спросили!..
Я пила крепчайший сладкий чай, Танька рассказывала.
Чед огреб серьезные проблемы с полицией. Разруливал как мог; ему помогал Соколов. Зато Васька ничего не огреб, кроме нового бронежилета, который вместо испорченного ему нашел все тот же Соколов. Следователь пробовал в неофициальном режиме получить хоть какие-то объяснения от моих друзей… и обнаружил, что каждый из них видел только часть картинки, а все вместе увязывалось только исключительным доверием ко мне. Я была недоступна.
Группа Федотова как будто исчезла с лица земли. Федотов не поступал в больницы Москвы, и когда Соколов нашел-таки повод провести у него обыск – тот обнаружился у себя дома, лежал с инсультом, с парализованной половиной тела, но в здравом уме. Соколов посмотрел на Константина Константиновича… и перестал ко мне рваться.