В силу своей стеснительности я не стала выспрашивать у подруги подробности. Я была уверена, что Ирен выдержит и справится, а вот как именно – мне знать не обязательно. Как всегда, никто не мог и подумать, что я путешествую в обществе женщины. Облачившись мужчиной, Ирен кардинальным образом менялась. Походка, осанка, манера держаться становились совершенно другими. У меня вскипала от возмущения кровь при мысли о том, что самовлюбленный тиран собирался заточить обладающую столь выдающимся даром актрису в богом забытый дворец в какой-то глуши.
Впрочем, я тут же спешила себя успокоить, тешась мыслью о том, что Вилли теперь уже далеко. Все прошло гладко. Мы тайком выбрались из замка и спустились вниз по крутому склону холма, у подножия которого нас уже ждал экипаж. Ирен наняла его заранее, чтобы он доставил в Дрезден брата и сестру – «Рудольфа и Ядвигу Хоффман». Моя подруга намеренно отказалась воспользоваться Пражским вокзалом, решив, что преследователи в первую очередь кинутся нас искать именно туда. Поскольку Адлер благодаря многочисленным ариям, которые она исполняла на немецком, более чем сносно говорила на этом языке, ее ни в чем не заподозрили. В Дрездене она велела кучеру остановиться в нескольких кварталах от вокзала: возница наверняка подумал, что мы приехали в гости к родственникам.
Чтобы все выглядело как можно более правдоподобно, три из четырех саквояжей она взвалила на себя, дозволив мне нести лишь один. Мужское обличие словно прибавило ей сил. Когда мы забрались в поезд, состоявший из новеньких английских вагонов, которые пригнали сюда через Германию и Бельгию, Ирен продралась с вещами в руках через забитый проход к нашему купе, закинула саквояжи на верхние багажные полки и, увидев мой изумленный взгляд, весело рассмеялась:
– Быть представителем сильного пола не так уж сложно! Все становится куда проще, когда снимаешь корсет из китового уса. Сразу понимаешь, что он ничуть не лучше смирительной рубашки. – Ирен села рядом со мной, положив ногу на ногу, и, словно в ознаменование нашего удачного побега, с торжествующим видом закурила папиросу. Как это ни парадоксально, сейчас я не могла отчитать ее за дурную привычку, ибо она добавляла правдоподобия образу подруги, а значит, играла нам на руку.
К вечеру пасторальный пейзаж сменился сбившейся в кучу массой домов – мы приехали в Нюрнберг. После остановки на вокзале поезд снова двинулся в путь. Мы мчались сквозь кромешный мрак ночи, в котором время от времени попадались на глаза освещенные окошки домиков. Вскоре, подобно падающим звездам, исчезли и они.