– Ирен, я уже проверял. Этот фокус не срабатывает, – махнул рукой Годфри. – Книга всякий раз открывается на разных страницах.
– Невидимые чернила! – вдруг осенило меня.
– И как же их сделать видимыми? – полюбопытствовала Ирен.
– Подержать роман над огнем. Так всегда поступают герои приключенческих историй!
– Думаю, мы так сожжем книгу, и этим все закончится. Кроме того, Блэкджек Нортон мог писать невидимыми чернилами на чем угодно. Для этого ему не требовался роман жены.
– Возможно, он был уверен, что в него никто не заглянет. Ты же сама об этом говорила, – напомнил Годфри.
– Мне остается лишь одно, – объявила Ирен.
– Что? – хором спросили мы с Нортоном, преисполненные радости от того, что ей в голову пришла хоть какая-то идея.
– Прочесть роман самой. – Ирен взяла книгу, прошествовала в гостиную, опустилась на кушетку и погрузилась в чтение. Там она и просидела весь день, почти не меняя позы. Она даже практически не пошевелилась, когда спустились сумерки и я зашла, чтобы зажечь ей лампу.
Мы с Годфри сидели в музыкальной комнате, забавлялись с шахматными фигурами и болтали.
– Ты умеешь на нем играть? – спросил он, кинув взгляд на фортепьяно.
– Кое-что и кое-как, – честно призналась я. – В присутствии Ирен я на пушечный выстрел не подойду к инструменту. Если я начну играть, сравнение, мягко говоря, будет не в мою пользу. А ты как? Играешь на чем-нибудь?
– Что ты, да у меня слуха нет – медведь на ухо наступил. Я, как и ты, скорее гуманитарий. Математическая строгость музыки ходит рука об руку с головоломными загадками всяческих детективных расследований.
– И тем не менее, мы оба, хоть и весьма далеки от музыки, все равно ходим на ее концерты.
– Но мы ведь на них не выступаем, а просто сидим, слушаем и аплодируем, – возразил Годфри.
Придвинув к себе связку ключей, я взяла ее и принялась крутить в руках, задумчиво перебирая их. В расследовании меня больше всего раздражал элемент случайности, непредсказуемость сочетания кропотливого труда и удачи. Бренчание ключей напомнило мне звон пражских колоколов.
– Я полагаю, король Богемии – человек очень музыкальный, – задумчиво произнесла я. – Я видела, как он плакал, когда Ирен пела.
Некоторое время Годфри молчал, а потом заметил:
– Тогда между мной и королем – большая разница. Я бы заплакал, если бы Ирен отказалась петь.
– Быть может, дело вовсе не в музыке. Несмотря на всю свою одержимость Ирен, король не верил в нее. А ты ее спас, помог прийти в себя, выдернул из апатии.
– В этом нет моей заслуги. Это все упорный труд.
Из гостиной раздался хлопок. Мгновение спустя перед нами на пороге предстала Ирен, молитвенно сложив ладони, между которыми сжимала книгу.