Голубой молоточек (Макдональд) - страница 41

- Зачем Ричарду Хантри было убивать моего отца? Они дружили еще в Аризоне. Отец часто говорил о нем, был его первым учителем...

- Наверное, это было давно.

- Да, тридцать лет назад.

- За тридцать лет люди меняются...

Она кивнула и застыла с опущенной головой. Волосы упали ей на лоб, стекая по лицу, будто черная вода.

- Что было с твоим отцом в течении этих лет?

- Мне немного известно об этом... За исключением последнего времени, когда я была ему нужна, я нечасто его видела...

- Он не употреблял героин?

С минуту она молчала. Волосы по-прежнему закрывали ее лицо, но она их не убирала. Была похожа на женщину без лица.

- Ты знаешь ответ на этот вопрос, иначе не задавал бы его, произнесла она наконец. - Когда-то он был наркоманом. Потом попал в федеральную тюрьму и полностью там вылечился, - она глянула на меня, разведя руками волосы, словно желая удостовериться, что я ей верю. - Я бы с ним сюда не приехала, если бы он продолжал колоться. Я видела, до чего он доходил, когда была еще ребенком, в Тьюксоне и Копер-Сити.

- И до чего же он доходил?

- Он был уважаемым человеком, был кем-то, даже преподавал в университете. А потом превратился в кого-то совершенно другого...

- В кого?

- Не знаю. Начал интересоваться мальчиками. А может, он был таким всегда... Не знаю...

- А от этих привычек он тоже вылечился, Паола?

- Думаю, да... - но голос ее был полон боли и сомнения.

- Картина Баймееров была подлинная?

- Не знаю. Он считал, что да, а ведь он был экспертом.

- Откуда ты знаешь?

- Он говорил мне об этом в тот день, когда купил ее на пляже. Утверждал, что это должен быть Хантри, потому что никто другой не мог ее написать. Что это - величайшее открытие в его жизни...

- Так он тебе сказал?

- Примерно. Зачем ему было обманывать меня? У него не было ни малейшего повода, - она внимательно всматривалась мне в лицо, словно моя реакция могла служить доказательством правдивости или лживости ее отца.

Она была перепугана, а я измучен. Усевшись в одном из кресел, я некоторое время вслушивался в собственные мысли. Паола подошла к двери, но из часовни не вышла. Опершись на косяк, она смотрела на меня с таким выражением, словно я мог украсть ее сумочку или даже уже сделал это.

- Я тебе не враг, - сказал я.

- Так перестань меня мучить! У меня была тяжелая ночь... - она отвернула лицо, словно стыдясь того, что собиралась сказать. - Я любила отца. Когда я увидела его мертвым это меня страшно потрясло.

- Мне очень жаль, Паола. Будем надеяться, что утром станет легче.

- Будем надеяться... - повторила она.