их он начал лишь после того, как мы стали их прослеживать в актуальном закреплении, в склонности насмехаться.
Сдержанность в лордстве была
защитой от высмеивания как
садистского поведения. Садистские фантазии не были вытеснены, а удовлетворялись в глумлении и отражались в лордстве. Следовательно, его высокомерие целиком было построено как симптом: оно служило защите и одновременно удовлетворению влечения. Несомненно, благодаря этой форме защиты, благодаря
характерной переработке садизма в высокомерие он частично избегал вытеснения садизма. При других обстоятельствах из имевшегося у него незначительного страха перед взломщиками, вероятно, развилась бы сильнейшая фобия.
Фантазия о лорде возникла примерно на четвертом году жизни; требование владеть собой он реализовал несколько позже из страха перед отцом. К этому из противоположной идентификации с отцом добавилась очень важная тенденция к управлению своей агрессией. Когда тот постоянно ругался и скандалил с матерью, у юноши сформировался идеал: «Не быть таким, как отец, быть его противоположностью»[29], что соответствовало фантазии: «Будь я мужем моей матери, я вел бы себя с ней совсем иначе, я был бы добрым и сдерживал свой гнев, возникавший из-за ее недостатков». Т. е. эта противоположная идентификация полностью находилась под влиянием его эдипова комплекса, любви к матери и ненависти к отцу.
Мечтательность и самообладание при активных садистских фантазиях составили характер юноши, который соответствовал фантазии о лорде. В пубертате он осуществил интенсивный гомосексуальный выбор объекта в учителе, перешедший в идентификацию. Этот учитель, однако, был вылитый лорд, благороден, непринужден, сдержан, безупречно одет. С подражания одежде началась идентификация, затем последовало остальное, и примерно в четырнадцать лет характер, каким он предстал перед нами в анализе, был сформирован. Уже не просто фантазия о лорде, а лордство в реальных манерах.
Также и то, что реализация фантазии в манерах поведения произошла именно в этом возрасте, имело свою особую причину. В пубертате пациент сознательно никогда не онанировал. Страх кастрации, выражавшийся в разнообразных ипохондрических страхах, был рационализирован. «Благородный человек этого не делает». Т. е. лордство служило также защите от желания онанировать.
Как лорд он чувствовал себя выше всех людей и мог их высмеивать. Однако в анализе ему пришлось вскоре смириться с мыслью, что его насмешки являлись внешней компенсацией чувства неполноценности, да и все лордство покрывало чувство неполноценности выходца из среды обывателей. Более глубокое значение насмешек заключалось, однако, в том, что они служили заменой гомосексуальных отношений: в основном он высмеивал мужчин, которые ему нравились. Другие его не интересовали. Высмеивание – садизм – гомосексуальный флирт; в лордстве объединялись противоречия садизма и гомосексуализма, с одной стороны, аристократическая сдержанность – с другой.