В некоторых пунктах теория сексуальной экономики столь радикальна, что проще всего объявить ее безумной. Я не могу утаить, что из-за этого слуха ситуации, которые и без того зачастую становились трудными, осложнились до такой степени, что стали опасны для жизни. Такие последствия реакции больного эмоциональной чумой все же должны были быть обезврежены всеми средствами закона, и если мне удалось устоять перед опасностями, возникшими из-за слуха о моей душевной болезни совершенно независимо от уже имевшихся проблем в работе, то этим я обязан только своему клиническому опыту.
Эта афера не осталась без комических последствий. Когда по прошествии нескольких лет пошли толки о том, что мои научные работы делают невозможным диагноз шизофрении, появился новый слух, причем опять от первоначального источника. Теперь говорилось, что, к счастью, я «излечился» от своего шизофренического заболевания.
Особенно часто специфические чумные реакции встречаются в политической жизни. В последние годы мы снова и снова видели, как империалистические диктаторские правительства при каждом новом акте агрессии приписывали жертве именно то намерение, которое сами потом и осуществляли. Так, например, говорилось, что Польша втайне планировала нападение на Германский рейх, что эти планы нужно было сорвать, а потому нападение на Польшу было оправданным. То же самое случилось и при нападении на Советский Союз.
Сюда же относятся и ставшие знаменитыми «московские процессы» против прежних соратников Ленина: в этих процессах против оппозиционных функционеров Российской коммунистический партии было выдвинуто обвинение в измене родине; их обвиняли в том, что они находились в непосредственной связи с немецкими фашистами и вместе с ними планировали свергнуть правительство. Кто знал историю подсудимых, тому было ясно, что причины обвинения были выдуманы. Но в 1936 году никто не мог себе объяснить, какой смысл должно было иметь столь очевидное ложное обвинение. Русское правительство было достаточно сильным, чтобы одолеть любую докучливую оппозицию, не прибегая к столь прозрачным мотивировкам. Для тех, кто уже знал специфический механизм эмоциональной чумы, загадка разрешилась только в 1939 году: именно то, что в 1936 году вменяли в вину подсудимым в качестве преступления против родины, в 1939 году руководство страны осуществило фактически. Оно заключило пакт с Гитлером, который привел к войне с Польшей; оно поделило Польшу вместе с немецким фашизмом. Только теперь стало понятно: с помощью клеветы ему настолько хорошо удалось свалить на других вину за пакт с Гитлером, что для общественного сознания его действия остались неочевидными. На этом примере еще раз можно убедиться, что общественность ведет себя так, как если бы у нее не было памяти. И это понятно, потому что подобные политические чумные реакции рассчитаны как раз на иррациональность массового мышления. Не имеет значения, что этот пакт ничем не помог и что немецкая диктатура в конце концов вступила в войну с русской. Также и рационализация пакта задним числом не смогла ничего изменить в самом факте заключения договора.