Супермен, Тор, Моисей, Афина, Джордж Гершвин, Томас Эдисон – все они, каждый по-своему, демонстрируют черты человека с большой буквы, и это есть в каждом из нас. Мы знаем, что при определенных условиях тоже способны на это: быть сильными, хладнокровными или щедрыми. Наши боги помогают нам развивать в себе подобные качества, потому-то мы их и придумали, потому-то мы и чтим их, и эти образы находят отклик в нашей душе. Они постоянно живут в нас.
И все же мы не находим подходящих слов, чтобы описать те качества, которые делают нас похожими на богов. Мы не знаем, как выразить то, что можно сделать «мифологически», чтобы слетела вся лишняя шелуха и осталось только божественное.
Ошибка Икара учит нас стараться даже не думать об этом. И это глубоко проникает в нашу душу, предупреждая о том, как опасно дерзновение.
Но слишком поздно.
Мы уже создали такой мир, где единственный правильный выбор – это как раз дерзновение и где будущее принадлежит тому, кто хочет поступать подобно богам в наших мифах. Остается только подыскать слова, чтобы охарактеризовать это.
Камиваза – так называют это японцы.
Камиваза требует, чтобы мы заключили в свои объятия все человечество
Смеем ли мы вести себя как боги?
Японский термин «камиваза», как и большинство самых важных слов, не имеющих эквивалентов в нашем языке, очень трудно перевести. Самый простой перевод – это слово «богоподобный».
Когда мы отбрасываем прочь сомнения и уловки, когда принимаем на себя инициативу и даем выход творческому порыву, тогда к нам и приходит камиваза. Чистота действия без осознанного контроля – вот в чем суть. Бегун, который хочет посостязаться с камивазой, должен бежать честно, правильно, бежать, как бежали бы боги.
Но как мы смеем! Как мы можем осмелиться пренебречь советами мудрого Дедала: не подлетать слишком близко к солнцу, отказаться от привычного смирения в поисках чего-то недостижимого?
Как мы смеем дерзать?
Желание дерзать делает нас богоподобными, в результате мы становимся настоящими людьми.
Прошу вас, давайте не будем говорить о смирении
В нас так много смирения. Мы нарастили столько слоев пропаганды, чтобы укрепить это чувство ложного смирения у работника из категории мелких сошек, который согласен сидеть и не высовываться, у прилежного ученика, который не задает учителю трудных вопросов, и у художника, который из страха кого-то обидеть прячет свои картины.
Даже Оруэлла смущало проявление эгоизма в его собственных сочинениях: «Огромная масса людей, в общем, не отличается самолюбием. Люди после тридцати считают, что пора уже остепениться – отказаться от индивидуальных амбиций, и часто действительно забывают о своей индивидуальности. Живут в основном для других или просто тянут лямку и задыхаются под грузом нелюбимой работы. И лишь меньшинство одаренных, волевых людей принимают решение жить своей собственной жизнью».