В комнате ожидания никого не было. Широкая, с несколькими окнами, она, очевидно, была раньше гостиной первого этажа. Теперь ее главным качеством было полное отсутствие респектабельности, начиная от раскромсанного ковра и кончая неопределенного цвета потолком. Вдоль стен стояло несколько расшатанных стульев, недавно обновленных с помощью яркого ситца. Несмотря на это, комната была из тех, на которых порочная нищета оставила свои следы.
Я сел на стул спиной к свету и взял журнал с расшатанного стола. Журнал был двухлетней давности, но он помог мне скрывать свое лицо. В дальней от меня стене находилась закрытая дверь. Через некоторое время дверь открылась и в ней появилась молодая брюнетка в плохо сидящей форме. За открытой дверью я услышал женский голос, похожий на голос Люси. Она там что-то говорила, но слов я не разобрал.
Вошедшая женщина резко закрыла дверь и подошла ко мне.
У нее были глаза цвета голубой эмали. Красота ее свела на нет убогость комнаты.
Я задумался над тем, как могла эта комната удостоиться чести принимать ее, когда красавица прервала мои мысли,
- Вы хотите видеть доктора?
- Да.
- Он сейчас занят.
- И долго он будет занят? Я спешу.
- Не могу сказать, как долго.
- Я немного подожду.
- Хорошо, сэр.
Она стояла под моим настойчивым взглядом с таким невозмутимым спокойствием, словно это было ее естественное состояние. Ее красота была не чувственной и не связанной с движениями. Она была застывшая, как красота статуи. Даже голубые глаза были плоскими, лишенными выражения. И все ее лицо, казалось, находилось под новокаиновой блокадой.
- Вы один из пациентов доктора?
- Пока еще нет.
- Могу я узнать ваше имя?
- Ларкин, - бухнул я, наугад. - Горас Ларкин.
Замороженное лицо не оттаяло. Она подошла к письменному столу и что-то записала в карточку. Ее слишком тесное, плохо сидящее, но шикарное платье вызывало у меня тревогу. Все в ней беспокоило меня.
Дверь хлопнула, и появился мужчина в докторском халате. Я поднял журнал и под его прикрытием принялся изучать вошедшего. Его голова с большими ушами и почти без волос казалась странно голой, как-будто ощипанной. На длинном лице тускло светились тревожные светлые глаза. Глубокие печальные складки тянулись вниз от крыльев большого обвислого носа.
- Иди же сюда, - сказал он медсестре. - Ради бога, поговори с ней. Я не могу всего этого слышать.
У него был высокий и быстрый голос, дрожащий от гнева и беспокойства.
Женщина холодно оглядела его, затем бросила взгляд на меня.
- Идем, - нетерпеливо проговорил он, протягивая к ней костлявую красную руку. - Я не могу с ней справиться.