— Сын мой, — ответил я ему, — Христос таковых и пришел на землю спасать, как вот ты и я. Ведь нет ни одного святого, который бы не грешил перед Богом, и нет ни одного грешника, который не творил бы когда-нибудь добра. Святость человека перед Богом не количеством добродетелей создается, а качественным отношением себя к Богу и Его Святой воле.
— Ах, батюшка, уже очень я вижу глубокую бездну в самом себе, и эта бездна все ощущается мною холодной могилой. Что же мне теперь делать, двадцать лет я не причащался, да и причащаться-то боюсь, потому что я себя считаю очень и очень великим грешником.
Я дал ему русское Евангелие. Через недели две он пожелал у меня два раза исповедаться, а затем уже причастился Святых Тайн. Через месяц после этого, перед самым уходом на каторгу, мой арестант со слезами на глазах сообщил мне, что опять увидел во сне Матерь Божию с Младенцем, Которая, ободривая его, говорила: «Если так будешь жить, как теперь ты начал, спасешься». После этого виденного им сна, он опять исповедался и причастился Святых Тайн.
* * *
Во время моих духовно-нравственных бесед я всегда старался доказывать арестантам, что для нас нет различия среди людей, что люди все дети Единого Отца Бога, что Он так же любит и милует самого закоренелого грешника-преступника как и великого святого, даже любовь Божия часто из жалости к грешнику ближе является ему, чем великому святому. Бог через своего Единородного Сына излил на нас бесконечную любовь, благость, что нам стоит только сердце свое открыть для этой любви и мы сейчас же от избытка хлынувшей в нас любви Господней в торжественном восторге воскликнем: «Господи, да Ты ли это посетил грязную, окровавленную кровью ближних моих хижину души моей!» Так я часто среди преступного мира искал в них образ Божий, чтобы он откликнулся на зов голоса Божия. О, дивное дело Христово! Как и с какой любовью из них некоторые ловили и как бы глотали слова любви Христовой к себе. И вот один арестант рыдая, подошел в цепях ко мне.
— Батюшка! Оглянись на меня, спаси меня, я хочу Бога, Бога хочу, душа моя ожила от ваших бесед, и она тянет к Богу. О, я Бога хочу!
— Сын мой! Ты ожил?
— Да, ожил, батюшка, ожил, я молю вас, дайте мне Бога, я Бога хочу.
Арестанты все вышли из церкви, и только остался один этот скованный арестант, да патруль при нем. Я его повел в алтарь; он, как покорный ребенок, потянулся за мной.
— Прежде всего, мой друг, давай с тобой помолимся.
— Помолимся, батюшка, — ответил арестант. Молились с ним каких-нибудь минут десять. Арестант пламенно молился. После молитвы я попросил его сесть на стул. Арестант сел.