– Второй раз я этого не вынесу, – сказал Мэт.
Томми наклонил голову:
– Знаешь, как это называется? Жестокость из милосердия. Ты меня до смерти так опекать будешь?
Мэт скривился:
– Жестокость – вполне подходящее слово. – Повисла недолгая пауза, и Мэт наконец продолжил: – Как бы то ни было, ты мой брат. Это – прежде всего.
Томми откашлялся, и его глаза подозрительно заблестели.
– Сколько я тебе говорил, ты не можешь спасти меня от самого себя, Мэт, – мягко промолвил он. – Хотя, Господь свидетель, стараешься. – Он покрутил головой, пытаясь унять боль в шее. – Тебе больше незачем приносить такие жертвы. Тебе надо взять передышку, Мэт.
Мэта охватила злость, в нем закипала ярость.
– Какого черта? – Он скрестил руки на груди, глядя прямо на Томми. – Ты мой брат. И думаешь, я так запросто тебя отпущу?
– Не меня. Мои грехи.
Это слово вонзилось в Мэта, скрутилось тугим узлом внутри его, перебило дыхание. Его сердцу стало так тесно в грудной клетке, что казалось, она вот-вот треснет.
А если посмотреть на себя со стороны? На свой комплекс мученика?
Боже, он недавно убеждал Калли отрешиться от прошлого, а сам оказался у него в плену. Но Томми не знал, что творится у брата в голове…
Мэт горестно усмехнулся, пожалев, что в их доме нет Калли, с ее искорками в глазах и протяжным выговором. И честностью, которая позволяет отвечать без страха на самые сложные вопросы.
Потому что как же ему найти согласие с младшим братом? Когда простого решения нет и в помине?
Мэт положил инструменты и направился было по лестнице на кухню, но остановился и сел на нижнюю ступеньку.
– Раньше мне надо было активнее работать…
– Попытайся получить ученую степень по медицине. – Томми сел рядом с Мэтом.
– … но мамы с папой не стало, и мы остались одни.
Один Господь знает, как это непросто – каждый день обихаживать Томми и одновременно быть взрослым мужчиной.
Они сидели плечом к плечу, и Мэт вспоминал, как впервые нашел Томми в бессознательном состоянии на полу. Как он исхудал, походил на живой скелет и причинял ему боль одним своим видом. Как сам он то и дело проверял брата по телефону. И по интонациям голоса улавливал, что дело худо.
Он не мог точно вспомнить момент, когда его подозрительность ослабела. Как он перестал в каждом действии брата видеть признак скорой беды.
«Почему он целую неделю дома?
Отчего так взволнован?
Почему у него сегодня нет аппетита?»
Узнав, что брат опять разбил машину, он усомнился в самом его желании выздороветь. Наверное, пора прямо объяснить Томми, что такой его преданности он не вполне заслуживает.