— Ну, здравствуй, что ли! — сказал Эманюэль, протянув руку над спинкой стула и слегка касаясь плеча Альфонса.
Потом он обвел глазами маленький зал. Из-за портьеры, отгораживавшей заднюю комнату кабачка, доносилось шарканье домашних туфель матушки Филибер. Около одиннадцати часов она всегда начинала готовить ужин для мужа, возвращавшегося в полночь с завода. Тихонько булькавший на кухне капустный суп наполнял помещение своим неприятным запахом.
Эманюэль взял стул, повернул его спинкой вперед и сел верхом напротив Альфонса.
— Греешься у остывшей печи! — пошутил он.
Альфонс приподнял тяжелые веки и сразу же опустил их, словно свет причинил ему невыносимую боль.
— Остывшая или полная огня, все же компания, — пробурчал он.
Он протянул руку, прося сигарету, со страдальческим видом, не пошевельнувшись, стерпел, когда Эманюэль вложил ему в руку зажигалку, затем вяло перевалился на другой бок.
— А ты не заметил, что зима давно прошла? — смеясь, спросил Эманюэль.
— Да неу-у-ужто? — протянул Альфонс.
Потом он снова погрузился в молчание.
— А как другие? — осведомился Эманюэль. — Что с ними сталось?
Альфонс зевнул.
— Не знаю.
Потом засмеялся желчным, язвительным смехом.
— Ты еще не видел Буавера? — спросил он.
— Нет, я только что приехал.
— Тебе было бы забавно…
Он многозначительно оборвал фразу, давая понять, что мог бы рассказать немало интересного, если бы только захотел, — этой хитростью он обычно сразу же привлекал к себе внимание. Но поскольку Эманюэль не проявил никакого нетерпения, Альфонс нарочито продолжал молчать с хмурым видом; затем он не вытерпел и снова закинул удочку:
— Вот уж кто снимает пенки с этой войны!
— Да? — спокойно заметил Эманюэль.
— Да, — сказал Альфонс. — И еще как! Работенка, новые ботинки, новая шляпа, часы с гарантией на полгода… а в придачу ко всему еще и мадемуазель Эвелина. Если услышишь колокольный звон завтра или там послезавтра, так знай, что это его венчают. Мосье Буавер выйдет из церкви с мадемуазель Рошон из «Пятнадцати центов», которая будет сидеть на его шее до конца дней: будьте спокойны, полная гарантия от мобилизации. Этот парень весь обгарантирован с головы до ног. Он даже от несчастных случаев застраховался — а вдруг ему отрежут ноги при переходе через улицу! Да, он — чудо в своем роде. И останется таким всю свою жизнь. В восемьдесят лет он будет точно таким же, каким был в семнадцать. Ты его помнишь: маленький сопляк, который клянчил у всех сигареты, а когда у него были свои, так говорил: «Это мои. Если вам нужны сигареты, делайте как я. Заработайте на них». Неудавшийся делец: «Все, что ваше — это мое, но мое — это только мое!» Парень с такими понятиями далеко пойдет, можешь быть уверен!