Он водил ладошкой по щеке сестры — так младенец протягивает руку загадочным жестом обладания и любопытства.
Тогда она, едва сдерживая слезы, спросила:
— Ты еще помнишь твои молитвы, Нини?
Он слегка кивнул, но тут же его лицо омрачилось. Он пробормотал:
— Нет, я уже не помню… Только «Отче наш»…
— Достаточно и «Отче наш», — сказала она. — «Отче наш» — это молитва, которой нас научил сам Иисус. Повторяй вместе со мной, Нини.
Он посмотрел на сестру с тревожным любопытством, но начал, запинаясь, читать молитву — сам, без подсказки, пока не дошел до слов: «Да будет воля твоя на земле, как и на небе». Тут он остановился, словно чем-то озадаченный.
— Ивонна, а на небе будет Дженни?
— Да, твоя красивая Дженни, твоя добрая Дженни будет там когда-нибудь, — серьезно ответила Ивонна.
— Дженни, — проговорил он с оттенком вызова и исступленной нежности. Потом он вздохнул. — Но она никогда не крестится, — сокрушенно пробормотал он.
Ивонна поколебалась, облизнула губы и проговорила с некоторым усилием:
— Все же я думаю, что она попадет на небо.
— А мама?
— В этом ты можешь быть уверен, — сказала Ивонна с глубокой убежденностью в голосе.
Он долго раздумывал, а потом спросил:
— А ты?
Кроме нее, у него ничего не осталось в мире, и в его сердце, узнавшем столько разочарований, внезапно пробудилась горячая любовь к ней.
— И я, — сказала Ивонна, наклоняясь, чтобы поцеловать его.
И ее тоже вдруг залила волна исступленной, экзальтированной нежности. Чтобы успокоить Даниэля, она в эту минуту была готова поступиться даже своей совестью — совестью честного и глубоко религиозного ребенка.
— На небе будет все, что ты любишь, — сказала она певучим голоском. — Это и есть небо — все, что ты любишь. Там будет добрая пресвятая дева. Она будет баюкать тебя на руках. И ты будешь лежать в ее объятиях так же, как ее младенец Иисус.
— А мое новое пальто у меня там будет? — упрямо перебил он.
— Если ты захочешь, у тебя будет твое новое пальто, но у тебя будет и много других вещей, гораздо лучше. На небе ты никогда больше не будешь голодным, Нини. Тебе никогда больше не будет холодно. И у тебя ничего больше не будет болеть. Ты будешь петь вместе с ангелами.
Он закрыл глаза, утомленный видениями, которые возникали перед ним. Тогда, чтобы не разрыдаться возле его кроватки, Ивонна поспешно поднялась. Она вложила апельсин в его руки и убежала — худенькая девочка в узком длинном платье, которое хлестало по ее тонким ногам.
Даниэль увидел, как она убегала. Он хотел позвать ее обратно, но его слабый крик не догнал ее.
С этой минуты он стал ко вещему равнодушен, ничего не говорил, ни о чем не просил. Несколько дней спустя сиделка, сменившая утром ночную дежурную, нашла его мертвым. Он тихо угас, без жалоб, без страданий.