– Ты мысленно делаешь запись в дневнике о том, что нужно с ним пообедать, когда ему исполнится двадцать один год, – сказала Мэри.
Бен повернулся и уставился на нее. Они находились в фойе. Его коллеги и сотрудники бросали любопытствующие взгляды на женщину рядом с ним. На мать его ребенка.
Неужели Мэри умеет читать мысли?
– Как ты узнала, о чем я думаю?
– Ты как открытая книга, – произнесла она.
– Неправда. И я думал не о его двадцатиоднолетии, а о восемнадцатилетии. – Бен глубоко вздохнул. – Будет мальчик?
– Понятия не имею, – бодро сказала она. – Это имеет значение?
– Конечно нет.
– Твой взгляд снова стал затравленным, – заметила Мэри. – Не нужно беспокоиться. Если ты станешь похож на своего отца, я не подпущу тебя к ребенку на пушечный выстрел.
– Не сомневаюсь, – сказал Бен. – Я видел, как ты играешь в роллер-дерби.
Она удивленно на него уставилась:
– Где?
– На YouTube.
– Ты смотрел мою игру?
– Прошлогодний финал. С женщиной, которая играет и выглядит как ты, лучше не конфликтовать.
– Ага. Тогда не волнуйся, что станешь таким, как твой отец. Я нанесу боевой макияж и не позволю тебе быть таким, как он.
– Не надо, – резко произнес он.
– Чего?
– Делать макияж. Или притворяться. Джейк постоянно притворяется. Как наша мать. Они уже не различают, где играют, а где живут реальностью.
– Значит, сейчас Джейк ведет себя именно так? Поэтому тебе больно?
– Давай закончим допрос инквизиции, – резко сказал Бен, но Мэри и бровью не повела.
– Извини, – ответила она почти весело.
Через вращающиеся двери они вышли под слабые лучи весеннего солнца. Нью-Йорк произвел на Мэри огромное впечатление.
Куда ее отвести? Обычно Бен обедал «У Клайва». Бизнес-ланчи, удобные кресла, сдержанный дизайн, отличная кухня. Всегда можно найти столик в кабинке.
Он взял Мэри за руку и повел вперед, но она заупрямилась:
– Давай купим сэндвичи и погуляем в Центральном парке?
– Там полно…
– Детей и собак, – подытожила она. – Как мне нравится. Я еще не отошла от смены часовых поясов. Бен, мне нужно побыть на свежем воздухе.
Только теперь он заметил, как она бледна.
– Ты плохо себя чувствуешь?
– Меня тошнит по утрам, – мрачно сказала она.
– Но ты прилетела в Нью-Йорк, несмотря на утреннюю тошноту.
– Я решила, что должна обо всем тебе рассказать.
– Почему ты не позвонила?
– Хотела видеть твои глаза.
– Итак, ты обо всем мне сказала, а я тебя разочаровал.
– Нет. – Она взяла его за руку. – Ты объяснил, почему боишься отцовства. Если бы я тебе позвонила, то не поняла бы причину твоей реакции. Я бы вырастила Гертруду или Арчибальда с убеждением, что их папочке нет до них дела. Где мы купим сэндвичи?