— А куда московиты делись? Хотел с ними поговорить!
— Удрали небось, — махнул перчаткой Михал, — узнали, что я иду и смылись! Даже пушки побросали. Кстати, военные действия приказано остановить. В Андросове вновь возобновили переговоры. Отвоевались, панове!
Из здания выходили драгуны, они с радостными возгласами обнимались с пехотинцами и мушкетерами Михала. Несвижский князь что-то говорил, но Кмитич его уже не слушал. Не мог. Словно гора свалилась с его плеч, и тут же навалилась дикая усталость, хотелось упасть и тут же уснуть, хотелось плакать и тут же смеяться. Хотелось домой, обнять Алесю, крепко поцеловать дочь Янину и сына Януша. Жутко хотелось выпить и хотя бы что-нибудь съесть… Кмитич поднял голову, чтобы помолиться на яркое сентябрьское голубое небо, небо, где, похоже, кто-то постоянно проявляет заботу об оршанском князе, всякий раз спасая из, казалось бы, безвыходных положений. Но полковник не успел прочитать молитву. Желтый листок дуба, подхваченный ветром, прилетел и упал прямо ему на лицо.
Улыбнулся Кмитич, аккуратно беря листок и разглядывая в ладони его многочисленные прожилки, словно линии мудрой древесной жизни.
— И по тебе я соскучался, священный дуб Див, — улыбнулся Кмитич листку, — пора домой…
* * *
Лишь лютый февраль 1667 года окончательно закрепил мир между двумя обескровленными войной державами. Московские войска спешно оставляли удерживаемые ими крепости и города, уходили по заснежанным дорогам на восток. Срок им был до десятого марта… Да, много раз собирались комиссии в литвинской веске Андросово, и вот, наконец, акт примирения был подписал и торжественно объявлен Яном Казимиром. По-разному восприняли мир литвины. Одни радовались, другие не испытывали полного счастья от условий договора, другие же негодовали. Но на то они и литвины — вольные, непокорные, каждый со своим особым мнением… Собесский и Кмитич, возмущенные, что за царем осталась литвинская Смоленщина и русинская Северщина вместе с Киевом, пусть и на два года, требовали добивать супостата, не идти на компромиссы.
— Мы не мир подписали, а приговор себе! — кричал на сойме Собесский, в сердцах швыряя шапку себе под ноги. — Своей же рукой, панове, укрепили Москву в два раза своей землей, своими людьми!
— Верно, — поддерживал боевого товарища Кмитич, — вы думаете, спадары шаноуные, откупились от царя? Так же думали наши деды и прадеды, когда отдавали царям Курск и Брянск с землями, думали, мол, дальше царь не пойдет! Пошел тогда, пойдет и сейчас! Разрешили московитам войска в Киеве на два года оставить! А уйдут ли эти войска хотя бы через три года? Выполнит ли царь договор, кои так часто нарушал?…