— То, что сможем, вернем, — кивнул бородой Долгоруков, растерянно обернувшись на Ордина-Нащокина. Однако, как можно было вернуть то, что уже и сами московиты не знали где находится? Большая часть всего вывезенного была разворована чинушами и воеводами, распыляясь по московским деревням аж до Енисейского уезда…
Оставшись наедине, московиты стали бурно обсуждать, что же делать дальше.
— Надо быстро провести силовую акцию и побить где-нибудь Литву, чтобы сговорчивей была, — говорил Нащокин.
— Правильно, — кивал своей длинной шапкой Долгоруков, — вдарить надо по Быхову или Могилеву.
— Нет, — качал головой Нащокин. Названия этих городов у него вызывали лишь дрожь. Расправа над могилевским гарнизоном потрясла всех в окружение царя. В Старом Быхове, который и достался царю лишь тем, что вошедшие в город казаки, как союзники Литвы, позже впустили туда и московитов, жители аналогично могилевчанам перекололи московитскую охрану, повыбрасывали из окон башень стрельцов, и вернуть сии два города представлялось Нащокину и невероятным, и опасным предприятием…
— Под Витебском и Полоцком надо вдарить. На севере! — говорил Нащокин. — Пусть Хованский постарается. Он весь горит желанием мести. Пускай нам и угодит.
— Не выйдет у Хованского. Уже старался!
— Казаков ему дать надо побольше. Те умеют биться. Послать отсюда Черкасского, ибо тут нет никакой уже для нас опасности…
Царь в эти дни сидел в Вязьме, читал листы от послов, нервно отвечал, чтобы шли на уступки: отдавали Заднепровье и Полоцк, черт с ним, с Дюнабургом, но чтобы цеплялись руками и зубами за Инфлянты, за Смоленск, чтобы не скупились на деньги и подкуп. Увы, царские азиатские методы не везде проходили в Европе. Хотя денежные суммы и уступки территории возымели действие на некоторых комиссаров. В частности, на… Степана Чарнецкого.
— Пан Михал, — Чарнецкий нервно щипал свою длинную бороду, — глядите, что нам нынче предлагает царь: все, абсолютно все русские земли вернуть! Только Ливонию хочет себе оставить. И деньги предлагает. Конечно, не десять миллионов, как мы хотим, но тоже неплохие! Так давайте соглашаться — и конец войне! Ваш сябр Кмитич будет ужасно рад, узнав, что Смоленск мы вернули не пушками, а мирно!
Михал кусал губы. Искушение, конечно же, было огромное, но Несвежский князь видел и подвох, видел опасность, что таит в себе уступка Инфлянтов Московии.
— Глядите, пан Чарнецкий! — Михал развернул на столе рулон карты Речи Посполитой. Он положил на край карты пистолет, чтобы прижать, а на другой — свою саблю. Комиссары с любопытством склонились над картой.