Тут были и старики, выделялись своей дородностью Веремуд с братом Алком; были и ровесники Олега, и молодые бояричи. Всего не меньше шестидесяти человек. Среди родных и знакомых лиц Олегу особенно приятно было видеть Регнвальда, Инегельда, Потаню и Воибора: с ними ему довелось плечом к плечу участвовать во многих битвах.
- Что, князь, не удалось твоему отцу уничтожить Олега Святославича! - крикнул Владимиру боярин Алк. - Тщился ворон сокола одолеть, да сам без перьев остался!
И Алк торжествующе захохотал. Вслед за этой репликой посыпались другие не менее язвительные, сопровождаемые дружным смехом.
Владимир молча скрылся в тереме, а его место на крыльце заняли гридни с короткими копьями и суровыми лицами, всем своим видом показывая: доступ в княжеские хоромы для черниговских бояр закрыт.
Ещё долго шумели на красном дворе черниговские бояре, считающие, что пришла пора решительной битвы со Всеволодом Ярославичем. Олегу с большим трудом удалось их угомонить, сказав: он отныне намерен все споры с великим князем решать не мечом, а миром. Наконец бояре разошлись по домам. Было видно, что многие из них недовольны миролюбием Олега.
- Я уж думал собирать пожитки да в Любечский замок перебираться, - такими словами встретил брата Владимир, когда тот появился в дворцовых покоях. - Думал, бояре сегодня же тебя на черниговский стол посадят. Что и говорить, брат, тут у тебя сторонников больше, нежели у меня. Мои-то в Киеве да Переяславле.
- Сиди, где сидишь, брат, - ответил Олег. - Я не ищу Чернигова. Хочу, чтобы все было без ненависти и по закону. К сожалению, боярам я это втолковать не смог, - добавил он со вздохом.
- Это потому, что здешние бояре никак не могут забыть черниговское пепелище в год битвы у Нежатиной Нивы, - хмуро пояснил Владимир.
Вошедшая в покой Гита прервала разговор, позвав мужчин к ужину.
На другое утро спозаранку Олег покинул Чернигов, держа путь к Киеву. Перед самым отъездом он зашёл в Спасо-Преображенский собор к могиле отца.
«Вот, батюшка, еду в Киев мириться со Всеволодом Ярославичем, - мысленно обратился Олег к каменному надгробию. - Не знаю, одобришь ли ты мой шаг, но затевать новую междоусобицу я не хочу…»
Огромный Киев, раскинувшийся на холмах над Днепром, как и прежде поражал великолепием белокаменных храмов, многолюдством, шумом на торжищах. По пути следования Олеговой дружины улицы были полны народом. Всем хотелось взглянуть на князя-изгоя, причинившего столько хлопот своим дядьям, а ныне обрётшего такое могущество, что не считаться с ним не может даже великий князь.