Она сделала шаг, но у нее вдруг подкосились ноги. Снегуля поддерживала ее, кляня шепотом Милянку, которая обещала помочь, а теперь небось стоит где-то там, в толпе челяди, разинув рот. Дивляна брела к двери, цепляясь за стену и скрыню. Сердце колотилось, в ушах звенело. Предслава дергала ее за край завески и задавала какие-то вопросы, но Дивляна лишь смогла погладить дрожащей рукой дочь по голове, даже не понимая, о чем та спрашивает.
— Не тревожься, все хорошо… — отвечала она, стараясь придать голосу спокойствие и веселость.
Они вышли во двор. Идти к бане нужно было мимо княжьей избы, и Дивляна на ходу все оглядывалась, пытаясь расслышать хотя бы обрывки разговоров. Ни Доброгнева, ни Живеня она не видела — должно быть, они были у Мстислава.
Они уже почти миновали избу, когда изнутри долетел отчаянный женский крик. Кричала Ведица, и Дивляна испугалась — что-то случилось с Бориславом? Из-за чего ее золовка так кричит?
Вырвав руку, она сделала шаг в сторону сеней. Нянька пыталась остановить ее, звала женщин, но Дивляна, не слушая, пошла к толпе. Она должна узнать, что происходит, сейчас, пока еще может стоять на ногах… потом будет поздно… Она умрет от тревоги, если не узнает, в чем дело… Она распихивала людей, те оборачивались и, видя перед собой осунувшееся лицо киевской княгини, в кое-как повязанном повое и наброшенном платке, с горящими тревогой глазами, от удивления расступались.
— Верно говорю, что убит! — еще в сенях услышала она долетающий из-за спин незнакомый мужской голос. — Не слухи какие-нибудь! Весь Киев-город тело видел. На берегу лежал, будто пес, пока старухи не подобрали. А Ольг этот уже князем себя объявил, и народ ему клятвы на Горе принес! Он всех старейшин, волхвов, всех лучших мужей, что на Горе жили, в заложниках держал, они первые и поклялись. А что делать-то им было, ведь князь убит, наследников нет… Народ по лесам разбежался, иные и скотину побросали с перепугу…
Не понимая толком, о каком князе и чьих наследниках идет речь, Дивляна вырвалась наконец на свободное пространство перед столом. Там действительно стоял Доброгнев, а с ним Живень, Гордята, Запуха и еще несколько знакомых кметей — Аскольдовых детских, которых она видела в последний раз несколько дней назад в той безымянной веси, где проходил обмен заложниками. Борислав обнаружился тут же — живой и невредимый, он обнимал свою молодую жену, которая билась в рыданиях и кричала что-то неразборчивое, а он почти зажимал ей рот и хотел вывести вон, но собравшаяся густая толпа не давала пройти.