Дивляна постепенно вновь прижилась дома, старые вещи перестали казаться тусклыми, как бывает после долгого отсутствия, снова ожили и задышали. Она уже не ощущала свою чуждость, опять слилась с родом и землей, на которой выросла. Порой ей казалось, что она и не уезжала никуда, а воспоминания о Киеве приходили будто из другой жизни. Ей было больно вспоминать горестный исход ее брака с Аскольдом, но по нему самому она не тосковала. Как случайный гость в судьбе, он пришел и ушел, и, глядя на детей, Дивляна не вспоминала их отца — это были только ее дети.
Порой ей казалось, что она проспала эти четыре года и вот очнулась, чтобы снова начать жить с того же места, где заснула. Все, что было важно тогда, опять стало важно. Душой ее завладели воспоминания о том, что происходило перед отъездом, — теперь чуть ли не каждая лавка в отцовском доме напоминала ей о Вольге. Ведь только о нем она и думала, когда жила здесь, в ту весну, ставшую ярким утром ее жизни, и оттого весь дом был полон его образом. Эти воспоминания она оставила здесь, уезжая, и все эти годы они преданно ждали, когда она вернется, чтобы вновь ожить и расцвести. Она смотрела во тьму по углам, озаренную дрожащим светом лучины, и видела его лицо — как в ту далекую зиму, когда она, пятнадцатилетняя девчонка, грезила на павечерницах об удалом молодце, сыне плесковского князя, которого повстречала в Словенске. И невольно вплетала в нить, бегущую на веретено, свои мечты, вышивала на рушниках заклинания судьбы…
Чем, собственно, он перед ней провинился? За работой Дивляна часто бросала взгляд на свою руку, где сияло золотое кольцо богини Торгерд, которое она теперь снова носила. Будто надеялась, что кольцо даст ей ответ, — кому и знать, как не ему, ведь в него она когда-то уже заключила свои клятвы, а Вольга четыре года носил его на руке, будто солнечный луч — волосок Огнедевы. Точно витязь в кощуне, он пошел за ней на край света — и ведь дошел. Он любил ее, и чем дольше Дивляна об этом думала, тем дороже ей становилась эта любовь. Впервые за последние годы она уже не силилась подавить воспоминания, а наоборот, старалась припомнить всякую мелочь из тех дней, что они когда-то проводили вместе, и это приносило ей удивительную отраду. Оглядываясь назад, она только в этой любви да в своих детях видела светлое пятно. Та тревожная весна была самым счастливым временем ее жизни, но поняла она это только теперь, когда все прошло безвозвратно.
А на Громницу[22] ей вдруг привиделся сон. Проснулась она, охваченная ужасом, и долго лежала, вспоминая все до мелочи, чтобы потом рассказать матери. Это не простой сон. Совсем не простой…