Священник еще раз всплеснул руками:
– Вот зачем вы врете, а? Вы же знаете, что технику свою пригнали, а копать ничего так и не начали. Потому что пока бумаги у меня, сделать вы ничего не можете.
Еще немного, и эти двое пустились бы врукопашную. Генерал поморщился и предпринял попытку вернуть разговор в конструктивное русло:
– Погодите! Да погодите вы! Давайте попробуем не так. Где, вы говорите, ведется ваше строительство? Прямо напротив собора? Хорошо. Давайте сходим туда и все лично осмотрим.
Милицейские чины просияли: вот ведь какое мудрое решение! Умеет их генерал разрубать гордиевы узлы! Все стали выдвигаться на улицу. В дверях собора образовалась даже небольшая пробка. Стоя в ней, Стогов успел выслушать жалобы капитана на то, что башка у него раскалывается буквально пополам.
– Придержи половинки руками. А то все увидят, что внутри у нее ничего нет.
– Где ты вчера был? Когда я пью без тебя, то каждый раз утром у меня болит голова. Не знаешь, почему так?
– Не знаю.
– И где вчера был опять, не расскажешь?
– Не расскажу.
– Зря. Рассказал бы, стало бы тебе легче. На этом, между прочим, основан весь психоанализ.
– Психоанализ основан на фаллических символах. Знаешь, что это такое?
– Что?
– Это то место, куда ты пойдешь, если не отстанешь. Дай лучше зажигалку.
Дождь барабанил по асфальту. Казалось, будто ему самому смертельно надоело изливаться в мир, который выглядит столь уныло. Оказавшись на улице, милицейские чины нахлобучивали на круглые головы фуражки и поднимали воротники. Сотый раз за утро Стогов подумал: когда уже, наконец, начнется зима?
3
Вчера вечером он долго сидел на набережной Невы. Курил, смотрел на воду, снова курил. В голове стучало: «Родиться там, где над Невой кричат птицы, – лучшее, что может с тобою случиться». На противоположной стороне реки стоял подсвеченный Мраморный дворец. Чуть правее был виден зеленый от влаги и времени Эрмитаж, а если смотреть совсем вправо, то за мостом угадывались белые трубы больших океанских кораблей. Черная Нева, будто большое животное, ползла на запад. В той стороне было море. Там ее воды смешаются с солеными морскими, а потом, возможно, с еще более солеными океанскими, а в самом конце эти воды (чем черт не шутит) доползут и до совсем уже теплых краев, где осенью не темнеет в четыре пополудни, а круглый год звучат румба и сальса и люди пьют алкоголь не чтобы заглушить отчаяние, а от переизбытка чувств.
Он пытался представить, что будет, если выпустить из Невы всю воду. На протяжении веков она текла через его город, но что бы было, если бы в один прекрасный момент она перестала течь? Кончилась, обнажила дно? Он закрывал глаза и видел, как от одной гранитной набережной до другой тянулась громадная, затянутая илом, дырка от бублика. Склизкое дно. Гниющие на воздухе водоросли. Все пустые битые бутылки, все на счастье брошенные в Неву монетки, все оброненные сумочки, сбитые с носов очки и пенсне… все, что триста лет копилось на дне реки, теперь подставляло бока тусклому осеннему дождю и напоминало его собственную печень: вроде бы очень знакомая штука, но редко кто видел, как она выглядит.