А собаку я возьму себе (Хименес Бартлетт) - страница 8

– Скоро вы в него влюбитесь, – сказал однажды младший инспектор.

– Тогда, наверное, я стану единственным человеком, кто его любил.

Гарсон резко повел плечами:

– Не пытайтесь меня разжалобить.

– Как это возможно, что его никто не хватился?

– Множество людей покидают сей мир, и никто этого не замечает: старики, чьи разложившиеся тела полиция обнаруживает через два месяца после того, как они преставились в своей постели; нищие, умирающие у входа в метро; свихнувшиеся старухи, годами находящиеся в социальных психиатрических лечебницах, потому что родственники не хотят их забрать к себе… Да что я вам рассказываю!

– В любом случае мне его немного жаль. В таком состоянии он полностью зависим от окружающих, и это ужасно. Обратите внимание: медсестры его не побрили, а у корней его крашенных в соломенный цвет волос начинает проглядывать седина.

– Подумаешь, какое дело!

Этой грубоватой репликой Гарсон и ограничился, когда пришел его черед высказаться. Было очевидно, что ему, как и всему остальному миру, на пострадавшего наплевать и он не вызывает у младшего инспектора никакой жалости.

По возвращении в комиссариат нас ожидал небольшой сюрприз. Сержант Пинилья из муниципальной полиции принес сведения, которые, по его мнению, могли нас заинтересовать. Жильцы некоего дома в Сьютат-Велья позвонили в полицию с жалобой на то, что вот уже три дня в одной из квартир не переставая лает и скулит собака, по всей видимости, оставленная хозяином. Полицейские явились туда с судебным ордером, открыли дверь и обнаружили внутри беспородную псину, умирающую от голода и жажды. Соседи ничего не могли сказать о ее хозяине, кроме того что это был мужчина средних лет, которого они видели так редко, что даже не смогли бы опознать. Полиция опечатала квартиру, а собаку поместила в муниципальный приемник. Если в течение двух дней ее никто не хватится, пса передадут в собачий приют.

Пинилья был убежден, что это жилище принадлежало нашему подопечному, а потому разыскал владельца дома и доставил его к нам словно на блюдечке для допроса.

– Из жильцов вы больше ничего не вытянете, инспектор. Они ничего не скажут, даже если знакомы с ним с детства. Это вообще трудный район.

Сержант прекрасно знал, о чем говорил. Тем не менее мы все же направили своего сотрудника, чтобы он еще раз опросил местных жителей, а сами занялись обнаруженной квартирой.

Владелец квартиры – и всего дома – обладал крайне неприятной внешностью. Он был одет в рыжеватую кожаную куртку, и чуть ли не на каждом его пальце поблескивал золотой перстень. Он не удосужился не только улыбнуться нам, но даже по-человечески поздороваться.