А собаку я возьму себе (Хименес Бартлетт) - страница 89

А она даже ухом не вела, застыв, словно борзая на египетском надгробии.

За десертом мы прикончили несколько бутылок вина, и Гарсон поспешил заменить их шампанским. Его холодильник был забит напитками; тут ему подсказывать не пришлось. В результате все здорово набрались, особенно мы с Гарсоном. Хуан Монтуриоль предложил тост: «За новую жизнь, которую всегда предвещает новый дом». Я обратила внимание на влажный блеск в проникновенном взгляде Гарсона, которым он одарил Валентину. Готова поклясться, однако, что ответного взгляда не последовало. Видимо, произнесенный тост она связала со своими личными мечтами. Она подняла бокал на уровень глаз, обрамленных крашеными ресницами, и произнесла: «Давайте выпьем». Затем, выйдя наконец из какого-то ступора, добавила: – Когда-нибудь у меня тоже будет новый дом. За городом, в окружении деревьев и лужаек. Задняя часть сада будет отдана собакам. Я стану заниматься их разведением, скорее всего, это будут ротвейлеры. Но я говорю не о большом питомнике, где выращивание собак поставлено на поток. Мой будет отличаться не количеством приплода, а строгим отбором – для тех, кто разбирается, для тех, кто понимает. Я улучшу породу, и ко мне начнут приезжать отовсюду, чтобы приобрести, если повезет, одну из моих собак.

Я готова была поклясться, что для нее это было больше, чем простой проект.

– И когда же произойдет такое чудо? – спросила я.

Она очнулась от грез и тряхнула копной светлых волос, распространив вокруг себя резкий аромат жасминных духов.

– Пока что я только коплю деньги! Хочется, чтобы участок находился недалеко от Барселоны, а цены на такие высоки. К тому же мне нужен большой дом и добротные дополнительные постройки.

– Если так, то вам придется еще очень долго тренировать собак, Валентина.

Она грустно кивнула. Но тут же улыбка стерла озабоченность с ее лица.

– Экономия творит чудеса! И еще важна уверенность в том, что ты добьешься того, что задумала.

– Думаю, эта женщина добьется всего, чего хочет! – пылко воскликнул Гарсон.

Она для виду отнекивалась:

– Ты льстишь мне, Фермин! Кстати, в твоей берлоге нет никакой музыки? Мы могли бы потанцевать.

Гарсон не настолько все предусмотрел, чтобы тут же исполнить ее пожелание, однако он нашел компромиссное решение и принес из спальни транзистор. Я предположила, что он пользовался этим приемником в пансионе, слушая в воскресном одиночестве футбольные репортажи. Звук у старого транзистора был ужасный, однако, похоже, это обстоятельство особо не беспокоило ни его, ни Валентину. Они начали скакать по комнате, как два взбесившихся кузнечика. Монтуриоль наблюдал за ними с неподдельным интересом и громко подзадоривал. Ужастик высунул наполовину голову из своего убежища, чтобы ничего не пропустить. И только Моргана оставалась невозмутимой, всем видом показывая, что ей, напичканной тевтонскими правилами, и такое нипочем. Правда, и я тоже не присоединилась к общему веселью, ограничившись улыбками. Под конец танца Гарсон, окончательно побежденный алкоголем и любовью, попытался изобразить нечто комическое. Перевоплотившись в большую разъяренную собаку, он стал прыгать и рычать вокруг Валентины. Та, недолго думая, вооружилась салфеткой как хлыстом и нанесла ему несколько ударов, одновременно выкрикивая непонятные команды: