Младший инспектор забыл обо всем на свете и залаял как одержимый. Возможно, все дело было в моем предрассудке, поскольку я привыкла к его всегдашней сдержанности человека
demodé[12], но, так или иначе, вся эта сцена показалась мне вульгарной. Масла в огонь подлила присоединившаяся к общему гвалту Моргана – она начала громко лаять. Должно быть, в эти минуты соседи от души порадовались появлению нового жильца. В конце концов Валентина заставила свою собаку замолчать.
– Вот мерзавка, она нас в покое не оставит! Почему бы нам не отвезти ее домой и не пойти потом куда-нибудь потанцевать?
Больше Гарсон уже ничего не слышал. «Потанцевать, кто-то сказал потанцевать?» – твердил он, пытаясь надеть пиджак.
– Я, пожалуй, не пойду.
– Я тоже, – сказал Монтуриоль.
– Пойдемте, нужно взбодриться!
– Хорошо, мы вас догоним, обещаю.
Уже в дверях до Гарсона что-то дошло, и он обернулся с озабоченным видом:
– Но мы же не можем уйти и оставить стол в таком виде.
– Идите, так и быть, я все уберу. Но помните, Гарсон, вы и без того мой должник.
– Клянусь, что сполна сквитаюсь с вами.
– Мы будем в «Шеттоне», обожаю это место! – заявила Валентина, накидывая шаль бутылочного цвета.
Наконец, взявшись за руки и бормоча что-то бессвязное, словно комический дуэт, они вывалились на улицу. Хуан никак не мог отсмеяться.
– Ты всерьез сказала, что позже мы к ним присоединимся? – спросил он.
– Нет конечно! Как и то, что я буду здесь убираться. По-моему, хватит того, что я приготовила ужин. Разве что соберу остатки еды с тарелок.
– Я тебе помогу.
– Не надо, отправляйся спать. Не забывай, что завтра нам предстоит повторить этот подвиг.
– Надеюсь, с Анхелой все пройдет спокойнее.
Он пошел за мной с грязными тарелками.
Кухня выглядела как после бомбежки. Даже поставить посуду было некуда. Я с трудом отыскала свободное местечко для стаканов. Повернувшись, я нечаянно задела Хуана.
– Извини, тут все заставлено.
Он не посторонился. Так и стоял, мешая мне пройти. Я чувствовала слабый запах его одеколона, едва заметный аромат его тела, впитавшийся в одежду. Он тяжело дышал, я тоже. Полузакрыв глаза, он поцеловал меня в нос, потом в губы. Он по-прежнему держал по нескольку тарелок в каждой руке, словно жонглер в цирке.
– Господи, что ты в них вцепился?
Он нагнулся и поставил тарелки на пол. Мы опять стали целоваться.
– Куда пойдем? – тихо спросил он.
– В спальню.
– Здесь?
– На нейтральной территории.
– Они могут прийти.
– Мы ненадолго.
Ужастик стоял в дверях и смотрел на нас. Я бросила ему баранью кость, чтобы он грыз ее и оставил нас в покое.