Русалко вздохнул.
– Нам придется в Старгород целый табун гнать. Мне таким делом заниматься еще не приходилось ни разу. Проблема в том, что все лошади в рыцарском вооружении.
– Такие лошади немало стоят, – сказал рыжеусый стрелец, мечтательно сощуривая рыжие же глаза. – Думаю, Бравлин с удовольствием у нас их купит.
– Нечто мы в такой беде продавать ему будем! – возмутился другой стрелец.
– А почему же не продать. Все рыцари потому и воюют, что на войне наживаются.
– Не будем, – прекратил спор сотник. – Не будем мы на беде Бравлина наживаться. А лошади князю сгодятся. Тем более, такие сильные. Слышал я, что он, если Карлу противостоять не сможет, хочет народ свой вместе с имуществом вывозить куда глаза глядят.
– Целый народ?
– Кто захочет, думаю…
Прерывая себя, Русалко поднял лук, и после короткого прицеливания пустил стрелу в шлем рыцаря в черных доспехах и на вороном коне, что прорвался через первые ряды вагров, поразив при этом несколько человек. Выстрел оказался точным. Стрела пробила шлем, в котором вместо забрала была только смотровая прорезь. Но попасть в прорезь было проблематично. А круглый шлем мог бы и послать стрелу в рикошет. Однако, Русалко рискнул, и шлем, в итоге, пробил. Точно так же выбирали себе цели, которые считали важными для помощи ваграм, другие стрельцы, пользуясь тем, что Русалко расположил сотню на возвышенности, откуда было видно сражение вплоть до середины строя.
– А у кого глаза получше моих? – громко спросил сотник. – Что там в центре происходит? Я никак не пойму…
– Вроде как, драться перестали, – сказал рыжеусый стрелец, всматриваясь туда же, куда и сотник. Стоят толпой. Почему – спросить у Бравлина надо. Надеюсь, хоть мириться не начнут.
– А чем тебе мир не нравится?
– Я не против мира. Но я солдат. А солдату на войне платят больше. Даже на чужой войне должно быть так. И даже, тем более, на чужой.
– Каждый видит войну по-своему… – вздохнул Русалко…
* * *
Долго дожидаться вестей из центра не пришлось. Вести разносились от воя к вою, от ряда к ряду, хотя ряды все давно перемешались, но франки разносили свою весть, вагры – свою, и не мешали в этом один другому, хотя лязг оружия, предсмертные хрипы людей, и ржание раненых конец создавали помехи, и мешали расслышать отдельные слова. Но были и те, кто вышел из боя в задние ряды, чтобы дыхание перевести, и дать рукам и плечам короткий отдых. Именно они, в основном, и становились переносчиками свежей информации. Они же, как водится, и договаривали свое. Люди любят добавлять свои подробности, даже в то время, когда сосед, которому эти подробности предназначены, уже передает их следующему в строю. Но смысл был понятен, хотя, как подумал Русалко, наверняка искажен, как всегда бывает при таком способе передачи, если только не передается одна короткая команда, которую исказить невозможно.