– Тем не менее, меня он вернул уже из иного мира, куда я прямым ходом направлялся, – достаточно холодно сказал Гостомысл, и поймал взгляд самого Веслава, поднявшего в этот момент голову. Наверное, просто подступил какой-то момент, когда воевода вернулся на короткое мгновение к здравому уму.
Гостомысл шагнул к самому краю крыльца, не имеющего перил, и посмотрел на воеводу, сам пошатываясь, и едва не падая.
– Брат мой, граф Оливье сожалеет о том, что произошло. Не он направил удар тебе в спину. Но он наказал человека, который этот удар нанес. Он предлагает под свое честное слово рыцаря отвезти тебя к лекарю короля Карла. Кого ты сам выберешь, лекаря франков или жалтонеса Рунальда. Тебе самому решать. Я со своей стороны могу только сказать, что Рунальд только что вернул меня уже из врат смерти. Не знаю, как ему это удается, но он, кажется, может и мертвого оживить.
– Я здесь буду, у Рунальда, – тихо прохрипел Веслав. – Граф не виноват. Я знаю. Не вините его и вы. Я уже многое знаю. Оттуда мне многое видно…
Воевода уронил голову на шкуру, потом снова поднял ее, но взгляд его уже блуждал из стороны в сторону, и он ничего не говорил.
– Ты слышал, достойный граф, мнение самого Веслава? Он предпочитает жалтонеса Рунальда. Я не могу приказать его воям, чтобы они поступили против желания своего воеводы.
– На все воля Господа, – сказал Оливье, поднял перед собой меч вместе с ножнами, и перекрестился на его крестообразную рукоять, не стесняясь того, что находится среди язычников.
В этот момент из среды воев выступил долговязый Телепень.
– Княжич, тревога. Сюда едет много воев. Я слышу их еще на дороге. Скоро свернут на тропу. Тогда слышно будет хуже. Больше сотни человек. Наверное, не меньше двухсот.
– Я тоже слышу, – сказал вой Ждан.
– И я, – подтвердил вой Зеленя.
– Занимаем оборону, – распорядился слабый еще Гостомысл, которого снова заметно пошатывало. – Русалко, спрячь своих людей в лесу. Пусть будут готовы. Сам будь рядом со мной.
– Пока я здесь, франки вам ничего не сделают, – уверенно сказал граф Оливье.
– Посмотрим… Русалко, делай, что сказано…
Ночью Вадимир так и не зашел в маленькую спаленку, в которой мысленно металась в сердитом расположении духа Велибора. И настолько ее возбуждение было велико, настолько все ее существо пронзало возмущение таким пренебрежением, что даже усталость после трудной и морозной дороги не могла сморить гордое и властолюбивое женское создание. Она даже думать о будущем ребенке не могла, не могла заставить себя успокоиться, хотя иногда именно эти мысли смиряли ее, и заставляли всех в доме изумлять непривычным мягким и податливым нравом. Ребенку, что уже жил в ее животе и стучался в открытый мир маленькими розовыми пяточками, необходимо находиться в спокойствии, чтобы родиться здоровым. И славянские волхвы, и труболетка Бисения одинаково сказали Велиборе с Вадимиром, что родится мальчик. И отец уже выбрал для него имя, созвучное со своим – Вадим.