– Шлюз, – с готовностью ответил сержант.
– Знаю, что шлюз. Что к нему пришвартовано?
– Судя по обводам, люгер.
– А подробнее?
Поморщившись от дурных предчувствий, сержант прочитал сигнатуру люгера.
– Непонятно, – сказал он. – У этих штатских всегда такой хирцак с кодификацией… Ясно только, что порт приписки – Анаптинувика.
– Что из этого следует? – спросил мичман. Не дождавшись реакции, ответил сам: – Что я снова прав. Это келументари. Прибыл за своими. Еще у кого-то есть сомнения?
– У меня, – в один голос сказали сержант и ефрейтор.
– У нас, на Анаптинувике, есть такое местечко – Нтана, – сообщил мичман задушевно. – Аунгу, ты-то непременно должен знать… Славится оно тем, что вокруг на десятки миль сплошь каторжные поселения, огороженные колючкой, а в некоторых местах даже и силовыми полями. Уж больно специфический там контингент проживает. И развлечения у них тоже специфические, большинству добрых эхайнов непонятные. Например, презреть гостеприимство и добросердечие тамошних властей, охрану пустить под ножи и сплоченными ватагами удариться в побег. Народец они с фантазиями, по большей части с больными, душевное здоровье необратимо подорвано употреблением травы и веществ, а то и вовсе половина мозгов напрочь вынесена церебральными резонаторами. И по этой причине бывают совершенно непонятны их планы и маршруты. Изловить таких жаховцев до того, как они достигнут окраин цивилизации и примутся там всех рвать и жрать, не то что трудно, а для нормального псекацага и вовсе невозможно. Не так он думает, не о том и даже не тем местом. А мы, сарконтиры, их ловим. Кто упорствует, тех прямо в степи и закапываем. В грунт, заживо. Ни одного не упускаем. А знаете, мисхазеры, почему? – Нунгатау обвел понурых «болтунов» увлажнившимся от упоения взглядом. – Потому что мы, сарконтиры, такие же, как они, только намного хуже. Мы с головой отродясь не в ладах. И потому я непременно найду этого келументари, будь он мудрее всех Стихий вместе взятых.
Неожиданный приступ красноречия отнял у мичмана почти все силы, которых после инцидента в «Зелье и пороке» сильно поубавилось. Нунгатау перевел дух, утерся и прокашлялся. «Водички бы, – подумал он. – Холодненькой, чтобы челюсти свело…» А вслух сказал:
– Вот уже несколько дней задаю себе один и тот же вопрос: за каким демоном мне вас навязали. Кто-то из вас говорил, что, мол, за прегрешения мои. Кажется, ты, Юлфа… Ерунда, шрехна, я столько не нагрешил. Только мне все сильнее кажется, что вы здесь вместо кандалов на моих ногах, чтобы, значит, я не шибко поспевал за добычей. И на Шокхагу-то меня чуть не утянули вместо Троктарка. И станцию-то с заложниками, дуру неоглядную, под собственным носом не приметили. И сдается мне, что янрирр гранд-адмирал даже не подозревает, что вы трое играете в какие-то собственные игры, а не в те, что он вам позволил. Причем, что характерно, каждый – в свою.