Дом.
— Это те… — я приказала себе сдерживать слезы до последнего.
— Коровы, — рассмеялся Никсон. — Да, самые настоящие живые коровы. Я слышал, они даже мычат, время от времени.
— И это… — он указал рукой куда-то позади нас. — Наш пикник под звездами.
— С коровами, — добавила я, все еще пребывая в ошеломленном состоянии.
— С коровами. А еще я слышал, что здесь живут и несколько коз. Не хочу, чтобы эти сельскохозяйственные существа сбежали, и не желаю рисковать обидеть их чем-то.
— Все верно, — моя нижняя губа задрожала. Черт. Я собиралась расплакаться.
Никсон ничего не говорил. Он просто обвил меня руками и поцеловал в макушку.
— Я знаю, ты скучаешь по всему этому. И я знаю, что ты скучаешь по своему дедушке, — он вздохнул и провел рукой чуть выше моей груди, там, где висел кулон. — И я, так же, знаю, что ты скучаешь по своей бабушке. Но, находясь в Элите, она становится тем местом, к которому ты по-настоящему принадлежишь. Так же сильно, как ты скучаешь по всему этому, — он указал на пастбище.
— Ты дома. Прямо здесь, — он подразумевал именно то, о чем и говорил. Но я все никак не могла понять, почему я ему поверила. Зная его всего две недели, я не могла избавиться от ощущения, что знакома с ним всю свою жизнь.
— Голодна? — Никсон отпустил меня и подошел к корзине.
— Изморена голодом, — я подошла к нему, чтобы предложить помощь, но он лишь отрицательно покачал головой.
— Нет, садись прямо здесь, — он нажал на кнопку на ключах, которые держал в руках, и открыл багажник машины, а затем подхватил меня на руки, усаживая на край Рендж Ровера. — Так-то лучше. Оставайся на месте, пока я все готовлю.
Он постелил на траву, по меньшей мере, четыре одеяла, и это навело меня на мысль, что вчера вечером, вероятно, шел дождь, после чего он начал раскладывать посуду, в которой находились лазанья и спагетти.
После того, как вся еда была расставлена по своим местам, он зажег свечу в высоком цилиндре, и протянул мне руку.
— Ваш ужин ждет.
Я спрыгнула со своего насиженного места, и взяла его за руку.
— Спасибо.
Мы сидели на одеяле в полной тишине, пока он наливал мне что-то, похожее на игристое вино, и накладывал еду в мою тарелку.
Он, очевидно, ожидал, что я много ем, и мне это понравилось. Или, может быть, это потому, что он итальянец, о чем говорит его фамилия. Наверное, в его семье, как и в моей, тоже считают за смертный грех, если человек мало ест.
Чувствуешь недомогание? Ешь.
Чувствуешь усталость? Ешь.
Чувствуешь себя счастливым? Ешь.
Вся еда выглядела восхитительно. Сначала я попробовала лазанью и, не удержавшись, совершенно случайно застонала вслух.