– Да, Повелитель, – сипло выдавил Хранитель, – нужно восстановить караул при входе в пещеру. Пусть несколько воинов по очереди несут дозор, потому как для создания магической защиты у нас сейчас совершенно нет сил.
– Да будет так, – кивнул Генрих. – Все остальные, включая магов, женщин и детей, спустятся на последний, нижний уровень, к пещере Совета и озеру. Думаю, что это самое безопасное место.
Подсчеты выживших привели к неутешительным результатам. Уцелело чуть меньше половины сильфов, до этого населявших узкие извилистые коридоры горы–убежища. И большая часть из них оказалась слабыми женщинами и малолетними детьми. Генрих поторопился отправить их вниз, прекрасно понимая, что вблизи поверхности они представляют собой не только лишнюю обузу, но и смертельную опасность для всего племени. Многие из воинов, сумевших спастись при налете горгулий, получили раны и ожоги разной степени тяжести. Мальчик распорядился, чтобы маги оказали посильную помощь всем пострадавшим, и оставил при себе пару десятков самых крепких воинов, которым предстояло заступить в дозор, оберегая покой своих соплеменников.
В противовес жарким, солнечным дням, ночи в Черных горах всегда оставались холодными и мрачными. Громадные каменные валуны, ограждавшие долину от любопытных взглядов, вовсе не собирались отдавать накопленное за день тепло, скупо освещая окрестности своими слабо фосфоресцирующими боками. Зрелище мертвенной, засыпанной пеплом поляны, от холода подернувшейся серебристым инеем, вызывало содрогание. Уставшие за день караульные клевали носами. Генрих зябко повел плечами, покосился на сопящего прямо на холодном каменном полу Гурга, снял теплый шерстяной плащ и укрыл спящего друга. Потом вышел на поляну и поднял голову к темному ночному небу. Небо выглядело нехорошо. Да и что могло быть хорошо после всего случившегося нынешним днем? Рваные облака грязного серого цвета закрывали звезды. Генрих прошелся по поляне, пачкая сапоги и противно похрустывая при каждом шаге. Там и сям из–под слоя пепла виднелись обуглившиеся кости и оплавившиеся металлические части оружия. Уродливый череп горгульи, со свисающими лохмотьями чешуйчатой кожи, вперил в небо пустые глазницы, угрожающе выставив вперед пеньки выбитых зубов. Генриха передернуло, на этот раз уже не от холода, а от чувства гадливости. Мерзкие останки цеплялись за его сапоги тощими фалангами смердящих пальцев, словно не желая отпустить ускользающую от них жертву. Барон брезгливо сплюнул и резким взмахом попытался стряхнуть чью–то костлявую конечность, крепко–накрепко прицепившуюся к пряжке высокого сапога. Пальцы не отцеплялись. Не желая прикасаться руками к подобной дряни, Генрих поднял вторую ногу и тяжело наступил на смачно треснувшие кости. И чуть не упал, потеряв равновесие. Мертвая до этого кисть лапы демона внезапно ожила, крепко ухватив его за щиколотку правой ноги. Генрих удивленно дернул ногу, но, еще мгновение назад казавшиеся мертвыми, кости тянулись следом за ним, на глазах обрастая мышцами и кожей. Холмики жирного пепла превращались в ручейки черной крови, быстро обволакивающей останки мертвых тварей. Воинство Ринецеи вновь обретало сожженную плоть. Изумленный Генрих наблюдал, как совсем рядом с ним костяк огромной горгульи сначала привстал, а потом уверенно выпрямился во весь свой огромный рост. В пустых глазницах твари загорелись угли кровавых глаз, горгулья жадно втянула воздух и, раскрыв пасть, усаженную лезвиями новых, еще более острых зубов, грозно взревела. Ее клич подхватили демоны, восстававшие из пепла по всей поляне. Генрих судорожно схватился за меч и испуганно попятился. Привлеченные движением, твари дружно повернули морды в сторону мальчика. Лязгнул выхваченный из ножен клинок, и Генрих, одним ударом снеся голову ближайшего ожившего мертвеца, бегом бросился к входу в пещеру, криком поднимая уснувших товарищей.