Когда дверь за ними закрылась, Тенгиз сказал:
— Фраэрман не глуп. Его так просто не проведешь.
— Никто и не пытается. — Тамаз откинулся назад в кресле. — Дай мне воды, пожалуйста, у меня что-то неважно с сердцем… Покалывает.
— Когда у грузина болит сердце, он пьет «Киндзмараули», — бросил ему с усмешкой Тенгиз и налил ему полный стакан вина.
— Насчет «Киндзмараули» согласен, — кивнул Тамаз, — но не того пойла, что делает твой второй дядя по матери.
* * *
Валико вернулся через час после того, как стемнело с хорошими новостями.
— Я видел Ованеса, он с нами. — Валико посмотрел на Тенгиза. — Купился на порошок. Он хочет пять процентов от следующей партии героина. И после устранения Мирзы хочет руководить продажей наркотиков для тебя. Короче, я его расколол — он наркоман со стажем. Но если его шеф об этом пронюхает — ему хана. Моисей не будет терпеть в своей банде наркомана. А герик тому нужен уже дозарезу.
Тенгиз подумал и кивнул:
— Мне все равно кто-то нужен для этого.
— Я дал ему наш телефон. Все, что он должен сделать, это дать нам знать, когда и где Мирза собирается напасть (он обязательно сообщит об этом Мосе, чтобы тот постарался оказаться подальше от этого места). И нам остается только ждать.
Именно в это время два человека проскользнули в ветхое полуразрушенное здание, расположенное на противоположной стороне улицы.
6-е апреля, вечер, окрестности Перовского шоссе
Абдул был высокий и худой, с короткой бородкой, второй, Фехри, был почти такой же высокий, но более плотный. На одной стороне его лица был ножевой шрам. Оба сели по-турецки на грязный пол у низкого окна и приоткрыли его. Оба были таджиками из числа наркокурьеров. После пары рейсов оба избрали себе ремесло менее хлопотное и работали грузчиками на рынке, но для каждого из них привычнее было глядеть на мир в прицел винтовки.
Через эту щель они могли видеть фасад здания напротив. Они были на верхнем этаже предназначенной на снос пятиэтажки. В комнате было темно, она освещалась только дневным светом, проникающим сквозь щели в фанере, которой были забиты окна. Время от времени Абдул доставал коробок с веществом, похожим на пластилин, папиросу «беломорканал», высыпал из папиросы табак на ладонь, добавлял туда «пластилин», перемешивал пальцем, а потом вновь начинал заталкивать табак с добавкой назад в папиросу. Делал он это мастерски, папироса получалась такая же плотно набитая, как и раньше, лишь спереди был узелок. После этого начинался ритуал, похожий на курение индейской трубки мира, но наполненный гораздо большим благоговением. Один из них глубоко затягивался папиросой, держа ее в обеих сложенных чашей ладонях. Он глубоко осмыслял совершенный им акт глотания дыма и выдыхал его в ладони друга, также сложенные чашей. Фехри жадно вдыхал этот дым и содрогался, предвкушая наслаждение, которое охватит и его после первой затяжки. Это происходило скоро. После еще двух затяжек, мастырка переходила к нему, и тогда уже Абдул начинал вдыхать благословенный дым.