Брату его, толстому флегматичному Дато, было искренне непонятно, к чему ему сдалась вся эта шумиха, газетчики и телевизионщики, репортажи, пресс-конференции и теле-марафоны. Не зековское это дело — на люди лезть. Старый домушник Дато, кстати, бывший первым наставником братика в воровской науке, был приверженцем древних блатных «понятий», и всякие новомодные увлечения строго осуждал. Его страстным увлечением был фильм «Место встречи изменить нельзя» и фразы из него он мог цитировать наизусть, хоть главными героями фильма были и не воры, а их антагонисты. «Вор должен сидеть в тюрьме! — любил повторять он, воздев палец в потолок. — Тюрьма — вот дом вора, а воля — лишь место отдыха. Вор не должен иметь семьи, чтобы не оставлять сирот, имущества, чтобы его не конфисковали, жены — чтобы не быть ею преданным…» Что уж тут говорить про интервью, теледебаты и приемы…
Пока кордебалет плясал, Вано, склонившись к Мосе, попросил его прислать к нему после фуршета «вон ту и ту». С улыбкой всепонимания, тот поманил к себе балетмейстера и объяснил ему, что «та и та» сподобились внимания юбиляра и должны постараться отблагодарить его. Тот кисло заулыбался, хотя и понимал, что речь идет о его собственной жене и недавно начавшей танцевать дочке. Мося же был рад, что юбиляру вновь не возжелалось сразу целого кордебалета. Он до сих пор не мог забыть тот безумный, двадцатилетней давности случай, когда ему буквально за неделю до выезда за рубеж пришлось, по милости Вано, набирать новую труппу. Смех и грех! Ну да ладно, в столице и тогда и сейчас было полным-полно безработных полуголодных балерин, готовых ради денег, работы и заграничных поездок пройти по чужим постелям. Таньку, правда, жалко, но тут уж сама виновата. В искусство нельзя идти человеку с неустойчивой психикой. Раз ты артист — будь любезен ко всему относиться артистически. Взялся играть роли — так играй их до конца. Напяль на себя маску нимфоманки. Изобрази, что все это тебе очень нравится. Тебя опускают, а ты сострой какую-нибудь рожицу, подай себя так, чтобы все видели, что ты морально выше тебя опускающих.
Мося, хоть и привык к славе и был избалован вниманием прессы, не провоцировал повышенного к себе внимание и никогда не выпячивал своей персоны, скромно принимая тяжкое бремя славы. Сам же он был хозяином нескольких сотен фирмочек, магазинов и студий (кстати и этот вот усердно дрыгающий ногами перед юбиляром кордебалет — тоже его), — но ни в одной платежной ведомости, ни в каких уставах не числился даже как бухгалтер — и везде получал свою долю наличности. Так что, в отличие от Аль-Капоне, он не мог быть привлечен к суду даже за неуплату налогов.