Но гордость его и состояние финансов не допускали такой возможности.
Патрик тем временем что-то бормотал себе под нос, пытаясь вдеть нитку в иголку. Джеймс, дабы скрасить томительное ожидание, вытащил планшетку из кармашка корсета и принялся вертеть ее в пальцах, надеясь отыскать хоть какое-то указание на то, где искать эту женщину. Но на изящной пластинке из слоновой кости не было имени, всего лишь тонкая гравировка в виде веточки с цветами. Джеймс вгляделся попристальнее и на нижнем краю увидел буквы – Д. Т.
Это ее инициалы? Или инициалы ее любовника?
Подумав о любовнике, Джеймс отчего-то судорожно сглотнул. Признаться, эти буквы ему ничего не давали. Он был так же далек от разгадки тайны, как и утром, при пробуждении. Неужели он ее потерял? Эта мысль причинила ему почти столь же острую боль, как и игла, которую Патрик наконец вонзил в его кожу. Джеймс был готов думать о ком угодно и о чем угодно – только бы отвлечься от боли, пронзавшей его всякий раз, когда Патрик делал стежок.
К несчастью, сознание его не желало отвлекаться ни на что – лишь на мысли о ней. И в какой-то момент он вдруг сообразил, что туман, окутывавший его память, наконец-то начал рассеиваться. Да-да, он осознал, что сейчас уже помнит больше, чем помнил прежде.
Она отчаянно, пусть и не очень умело, кокетничала в «Гусаке». Понаблюдав за ней примерно с четверть часа, Джеймс окончательно опьянел. Что опьяняло его больше – та женщина или эль, – теперь сказать трудно. Но она с такой искренней радостью и непосредственностью флиртовала с завсегдатаями заведения, что даже просто наблюдать за ней было удовольствием. Он смотрел, как она осторожно расправляла крылышки, словно только что вылупившаяся из кокона бабочка, как пробовала их в полете и как радовалась, обнаружив, что они несут ее по воздуху. Глядя на нее, он думал о том, что так, наверное, должна выглядеть фея, которая всю свою жизнь провела в темноте, в полудреме, пока однажды утром ее не разбудил солнечный луч. И она впитала в себя этот свет и сама стала светиться.
А потом как-то так получилось, что тот чудесный свет, который она источала, озарил его, и с этого момента в ее лучах купался он один – и только он один.
С огромным облегчением Джеймс осознал, что теперь узнает ее, если увидит на улице, – и это уже было достижением. Час назад он не мог этим похвастать. Когда он проснулся, воспоминания его походили на разрозненные вспышки, а теперь… Теперь все было по-другому.
И еще он помнил… движение. Да-да, она постоянно находилась в движении… Волосы же у нее были очень светлые, почти белые. Она была полна жизни, лучилась каким-то особенным внутренним светом и радостным возбуждением, и волны ее прекрасных волос рассыпались по плечам, словно не в силах были выдержать оковы шпилек. И теперь он вспомнил, как, опрокидывая очередную кружку эля, подумал: «На такой я мог бы жениться».