Поздно вечером мы вернулись к себе и вновь не спали всю ночь. Так прошел январь. Я находилась в состоянии эйфории от затопившей меня до отказа любви. А в начале февраля приехала моя мама. Оказывается, Петр позвонил моим родителям и сказал, что хочет жениться. Я встретила маму настороженно, но, увидев ее грустные глаза, обняла и расплакалась. Мама пожила у нас несколько дней и уехала, вполне умиротворенная. Петр твердо заявил, что после его командировки в Токио, намеченной на март, мы подадим заявление.
– А я тут одна останусь? – решила выяснить я, когда мама уехала.
– Глупышка! – рассмеялся он. – Я больше не намерен с тобой расставаться! У нас приглашение на полгода.
– Как? – округлила я глаза. – Мы ведь не зарегистрированы. В качестве кого…
– Что ты волнуешься по таким пустякам? – перебил меня Петр и нежно поцеловал. – Я все уже устроил. И пусть ничто тебя не тревожит.
В феврале я его почти не видела, он допоздна пропадал на работе, и целыми днями я была предоставлена сама себе. Много ездила по Москве, гуляла по улочкам, заходила в магазины. В деньгах недостатка не было. У меня были свои средства, да и мама оставила немалую сумму. А уж Петр деньги вообще не считал. И их у него всегда было предостаточно.
«Надо же, как хорошо оплачивается работа химика!» – иногда удивлялась я.
Но в том безоблачном состоянии счастья особо над такими вещами задумываться не хотелось.
Правда, узнав Петра лучше, я стала невольно отмечать некоторые странности его поведения. Иногда он приходил домой в каком-то ненормально возбужденном состоянии и начинал говорить о вечной битве добра и зла, о месте человека в этой войне и о выборе своего пути. Я обычно внимательно его выслушивала, но период возбуждения, как правило, сменялся апатией. Петр, выговорившись, замолкал, уходил на кухню и там долго сидел в одиночестве. Я не мешала его уединению, но не находила себе места от беспокойства. Мне казалось, что нашему счастью что-то грозит. Но на все мои осторожные расспросы Петр отвечал уклончиво. И понять причину этой резкой смены его настроения я так и не могла.
В конце февраля, буквально за пару дней до нашего отъезда, Петр пришел не один.
– Познакомься, Таня, это мой большой друг Тэрамуро Юкио. Он тоже химик, работает на нашем предприятии.
– Добрый вечер, – вежливо поздоровалась я.
Парень был явно японец, но вполне сносно изъяснялся по-русски. Пока я готовила чай и закуски, они без умолку говорили о какой-то решающей битве, о каком-то «зарине» и о торжествующей истине. Их глаза горели, выражения лиц были одинаково восторженными. Видимо, поэтому они походили друг на друга, как братья, хотя Юкио был ярко выраженного восточного типа, а Петр – славянского.