– Спасибо, что пришла, – бормочу я.
На часах – пять с минутами; значит, у нас не так уж много времени до возвращения ее отца.
Мы идем в комнату. Рианнон замечает на кровати Келси дневник и берет его в руки. Я смотрю на нее и жду, когда она закончит читать.
– Это очень серьезно, – говорит она наконец. – У меня были кое-какие… мысли. Но это уж чересчур.
Она садится на кровать. Я присаживаюсь рядом.
– Ты должен ее остановить, – решительно произносит Рианнон.
– Каким образом? И вправе ли я так поступать? Не следует ли ей самой решить, что делать?
– И что? Ты дашь ей умереть? Просто потому, что не желаешь ввязываться?
Я беру ее за руку.
– Мы не знаем наверняка, что она действительно назначила себе этот срок. Может быть, она просто придумала такой способ избавляться от дурных мыслей. Записывает их на бумаге – а потом все делает наоборот.
Она бросает на меня взгляд:
– На самом деле ты, конечно, сам не веришь своим словам. Иначе бы не позвал меня.
Теперь она уже смотрит на наши руки.
– Как это все же странно, – задумчиво произносит она.
– Что странно?
Она сжимает мою руку, затем отнимает свою:
– Да вот это.
– То есть? Поясни.
– Все не так, как в прошлый раз. Я имею в виду, это другая рука. Рука другого человека.
– Но я-то тот же самый.
– Я бы не сказала. Ну да, внутри ты остался прежним. Но ведь и внешность имеет значение.
– Ты всегда выглядишь одинаково, неважно, чьими глазами я на тебя смотрю. И чувствую я тебя одинаково.
Так и есть на самом деле; но она-то имеет в виду совсем другое.
– Ты никогда не вмешивался в жизни людей? Тех, чьи тела занимал?
Я отрицательно качаю головой.
– Ты стараешься оставить их в таком же состоянии, в каком, так сказать, принял.
– Верно.
– Ну а в случае с Джастином? В чем разница?
– В тебе, – отвечаю я.
Всего два слова, но она наконец понимает. Два слова – и открывается вход в бесконечность.
– Это бессмысленно, – резко произносит она.
Единственный способ доказать ей, что это все же имеет смысл, единственный способ сделать эту бесконечность реальной – поцеловать ее; и я склоняюсь к ней и целую. Как в прошлый раз, но все же не совсем как в прошлый раз. Это не первый наш поцелуй, но все же это первый наш поцелуй. Мои губы сейчас иначе ощущают ее губы, наши тела соприкасаются иначе. И еще кое-что здесь новое: нас окружает черное облако, почти видимое; оно похоже на гало. Я ее целую не потому, что хочу этого, не потому, что мне это нужно: причина лежит гораздо глубже, она выходит за пределы «хочу» и «нужно». Этот поцелуй – элементарная составная часть нашего с ней существования, вещественная компонента, на основе которой будет построена наша вселенная. Это не первый наш поцелуй, но это первый поцелуй, во время которого она целует именно меня; и получается, что этот поцелуй – самый первый из всех первых поцелуев, какие только могут быть.