– Ну, ну, маленькая моя, успокойся, – доверительно шептал ей Владимир Семенович. – У тебя ведь ничего не болит. Напротив, тебе тепло и хорошо.
– Нет, нет дяденьки, больно, больно, – вяло хныкала Кукла. – Всё внутри горит… не могу…
Она не лгала в не разыгрывала ничего. Ей и в самом деле было ужасно муторно и больно. Боль эта была неистребима, она зародилась в ее существе с того самого дня, как мама оставила ее с голландским капитаном, вальяжным и чернобородым, больше смахивавшим на испанца. Мама часто говорила, что у девушки есть единственное богатство, которое может много принести, если им с толком распорядиться. Розыгрыш капитана они долго продумывали во всех деталях. Физиологию самого процесса Кукла изучила уже давно, поскольку жили они с матерью в однокомнатной квартире, и хоть дочь как правило спала на кухне, сон ее был не спокоен, и со своей уютной кушетки было видно достаточно много. И мудрая мама-Лилиана с самых юных лет объяснила дочери тяготы, выгоды и опасности своей профессии, обучила, как завлекать клиентов и как ломать комедию перед блюстителями закона, как предохраняться от нежелательных беременностей и изображать безудержную страсть. Однако пуще всего она боялась, что девочка решится практическую часть занятий пройти с кем-нибудь из голодранцев-однокашников. Тогда-то ей и был придуман поистине макиавеллиевский план, согласно которому подвыпивший капитан Ван Вейланд остался в ее квартирке наедине с Инночкой, которая согласилась с ним выпить, а потом оказалась такой трогательно-беззащитной, такой девически-наивной, что когда в квартиру ворвалась обезумевшая от горя мать (она всё это время, тщательно прислушиваясь, стояла на лестничной клетке), всё уже было кончено, и бравому капитану в возмещение ущерба и во избежание международного скандала пришлось раскошелиться на восемьсот долларов, каковых как раз хватило на то, чтобы приобрести двухкомнатную квартиру в центре города. Этот способ «потрошения клиентов» показался Лилиане до того привлекательным, что она решилась сделать девочке несложную хирургическую операцию, после которой им удалось повторить этот фокус еще раз. И еще раз. И еще раз. Не обходилось без эксцессов, один швед даже вызвал милицию, так что вскоре кличка «Вечные Тёлки» накрепко прилипла этому семейному тандему. При этом Лилиана и представить себе не могла до какой степени мучают ее дочь постоянное ожидание новых болей и до чего же болезненны для нее моменты физической близости.
На почве постоянных страхов у нее развился вагинизм и неврастения. Еще больше мучили ее боли, которые все чаще и чаще навещали ее вне зависимости от наличия клиентов. Единственное, что до какой-то степени избавляло от них, был «косячок», или «колеса» или «игла», к шестнадцати годам она перепробовала почти все, так что помимо основного заболевания, ее лечили еще и от наркомании. Мама ее прилагала к этому немало усилий.