Михалыч получал небольшую пенсию и особой едой своих подопечных не жаловал. Поэтому Белый и Чёрный изредка подходили к столовой и усаживались около входа в ожидании подачек; осторожно заглядывали в дверь, принюхивались.
Многие недолюбливали эту компанию. Особенно шофёр Коля.
— Михалыч совсем спятил, — с издёвкой говорил он. — Устроил зоопарк. Подождите, медведь подрастёт, наведёт шороху. Сараи начнёт ломать, задирать коров.
Но у ребят Чёрный был любимцем: они кидали ему пряники, печенье. Кое-что перепадало и Белому. Чёрный не жадничал и, если угощение падало ближе к его другу, никогда за ним не тянулся.
За лето медвежонок сильно подрос, но никакой агрессивности не проявлял. По-прежнему большую часть времени они с Белым проводили около склада и дома Михалыча, а иногда подходили к столовой. Он стал совсем ручным — брал угощение из рук и в благодарность облизывал детские пальцы.
Но однажды осенью случилась неприятность. Одна девчушка кормила его пряниками, и он, забывшись, слегка потеребил её лапой — не медли, мол, отдавай всё сразу — и нечаянно царапнул ладонь ребёнка. Увидев кровь, мать девчушки заголосила на весь посёлок. Поблизости оказался шофёр Коля; размахивая руками, он расшумелся:
— Я ж говорил! Я ж предупреждал! Это первая ласточка! Ещё не то будет! Спохватитесь — поздно будет.
О случившемся узнали в райцентре, и власти дали команду пристрелить медведя.
То утро было необыкновенно светлым — за ночь выпал снег. Чёрный, подчиняясь невидимым механизмам природы, уже натаскал в ящик прутьев и сухих трав, уже утаптывал подстилку, готовясь залечь в спячку, и тут приехала милиция. Михалыч с Белым отлучились на почту и не видели, что произошло.
Услышав голоса, Чёрный вылез из ящика и уставился сонными глазами на людей. Его нос был перепачкан кашей, которой накануне Михалыч кормил своих приёмышей. Чёрный думал, ему принесли новое угощение, но вдруг увидел яркие вспышки, услышал оглушительные выхлопы и сразу почувствовал острую боль в груди. Несколько секунд он ещё сидел, стонал, недоумённо смотрел на людей, а в него всё палили. Потом Чёрный заревел и, пытаясь сбить жар в груди, повалился на снег, стал кататься на животе, трясти головой… и постепенно затих.
…Увидев друга мёртвым, Белый окаменел, потом истошно завыл, забился в ящик и двое суток из него не вылезал. А на третий день его точно заменили: он перестал отлучаться от дома Михалыча и зло рычал на всех, кто бы ни проходил мимо.
— Он сбесился, этот кобель, — громогласно заявил шофёр Коля.
Слух о том, что Белый подцепил бешенство, разнёсся по всему посёлку. Чтобы уберечь собаку от расправы, Михалыч посадил Белого на цепь у крыльца, но однажды обнаружил цепь пустой. Вначале Михалыч подумал — кто-то отстегнул ошейник и сдал Белого собаколовам, но, съездив в райцентр, узнал, что на живодерню он не поступал. И тогда Михалыч решил, что Белый сам разогнул карабин, связывающий ошейник с цепью.