.
Так и лучшие политические и интеллектуальные лидеры Второго Рисорджименто действовали, основываясь на долге. Возьмем случай Карло Росселли. Его воспитала мать, Амелия Пинкерле Росселли, родившаяся в Венеции в 1870 г., которая всю свою жизнь прожила в соответствии с религией долга: «Долг. Огромная пружина, которая давила на ее [моей матери] поколение и давит на мое и которая, ослабевая, извлекала великие вещи. Пружина, которая сегодня, возможно, слишком поизносилась, больше не реагирует, не нужна. Но чувство выполненного долга наполняло сердце льющейся через край сладостью, становившейся источником неискоренимой радости и почти что неги»[136]. Эту самую религию Амелия привила сыновьям: Альдо, отправившемуся добровольцем на Первую мировую войну и погибшему там, Карло и Нелло, погибшим от рук головорезов Муссолини в 1937 г. Именно в религии долга Карло черпал внутренние силы для непримиримого сопротивления фашизму.
Не важно, много или мало таких людей, важно быть в ладу с собственной совестью, даже ценой отказа от свободы и от семейных привязанностей. Тот, кто живет по заветам религии совести, чувствует себя в ответе за то, чтобы служить примером, а примеры, как все знают, воспитывают лучше слов[137]. Той же самой религией долга вдохновлялись и другие мужчины и женщины из антифашистского движения, такие как Эрнесто Росси, если привести только один пример из многих возможных. Сознание долга заставляло его продолжать борьбу и быть примером непреклонности в стране пресмыкающихся людей, хотя он и знал, что его труды не будут увенчаны победой: «Какой бы ни была будущая политическая ситуация, нам не суждено ею воспользоваться, пока мы живы. Это нетрудно предсказать… Я теперь слишком хорошо знаю итальянцев и их историю, чтобы строить иллюзии. Кавур был англичанином, по ошибке родившимся в балканской стране. И за два-три поколения не изменятся особенности народа, за многие века привыкшего избавляться от любых переживаний по поводу оценки моральных проблем в исповедальне и отказываться, находясь под властью иностранных правителей, от какого-либо достоинства общественной жизни. Но это не важно. Есть те, кому положено подписывать приказы, а есть те, кто должен подыхать в окопах или гнить на каторге. Это тоже разделение труда. И можно предпочесть вторую функцию первой, когда веришь, что тем самым утверждаешь ценности, образующие само основание нашей жизни. Сила может быть права в отношении каждого из нас по отдельности, но сохранить верность самим себе означает передать будущим поколениям на примере, который важнее слов, то, что мы считаем самой светлой частью мысли, унаследованной от прошлых поколений, а именно то, что и делает человека человеком, – свободу»