Как знал, что я тут жить буду, рассвинячился по полной! Свиньей надо было ребеночка назвать, а не дельфином. Заходите, гости "дорогие"! Не навернитесь через тапки... а это что такое?!"
В руках оказался порванный женский шлепанец ядовито-синего цвета.
- Хм... фетишист? - Тапочек был один, вся остальная обувь - мужская.
"Эверест" я утрамбовал в стенной ящик и подпер подставкой для зонтов. Наконец скинув прорезиненные ботинки без носка и пятки, я смог осмотреться вокруг.
В крохотном зале едва умещался диван и низенький стол, заваленный бумагами, остальная часть комнаты была проходной. Две двери налево: кухня и туалет. Три направо: комнаты. Если бы не бумаги и забытая кружка - чисто. Поднял со столика кружку, взглянув внутрь.
Кофе. Надеюсь, у меня нет зависимости. Не люблю кофе.
Хотелось обследовать новое место обитания тщательней, но пожрать я хотел сильнее.
- Ирука-сенсей, я пойду?
- Куда? - не понял я. - Заходи. Я же обещал тебя покормить.
Кухонным ножом я орудовал, как профессиональный повар. Так что от лука не успел расплакаться. Пока я химичил над плитой, Наруто в тихую смылся обследовать квартиру. Я сделал вид, что не заметил, как клон остался шуршать пакетом с конфетами.
- Ирука-сенсей, - окликнул клон, - а почему вы рамен едите, если готовить умеете?
Я во время готовки ушел в себя и чуть не подпрыгнул от неожиданности.
- Я не люблю готовить.
- Ааа, понятно.
Блин! Готово уже, а я тут торможу!
- Наруто.
Клон развеялся с легким хлопком, а мальчик сидел и разглядывал потолок, будто ничего не произошло.
Ага, я так и поверил.
Разлил красное варево по плошкам и плюхнулся на стул. Мебель на кухне была вполне себе европейской, а вот в гостиной диван был низковат.
- Это что? - Ткнул в капусту палочками, - Какой-то новый рамен?
- Нет. - Вытянул из его рук окрасившиеся в красный цвет палочки и вручил ложку.
- А что?
- Борщ. - С трудом выговорил я.
Разглядев с разных сторон чашку, Наруто утопил сметану керамической ложкой.
- Не бойся, не отравишься. Приятного аппетита.
- Itadakimasu.
Губы, сами собой, повторили "'Itadakimasu". Буквально это звучало, как: "Я принимаю [эту пищу]".
После суши и прочей муры, что я ел в больнице, мой не настоявшийся борщ показался манной небесной.
Как там Мишка? - думал я, облизывая пустую ложку, - Рассказал уже тете?
Иногда я называл тетю мамой, а иногда забывал. Не смотря на то, что они приютили меня, по-настоящему родными они мне не стали. Хотя сами родственники, наверное, думали иначе. Я лгал и улыбался, чтобы они оставили меня в покое. Я все понимал, но было мне гадко от их соболезнований и сочувствия! Каждый из многочисленных родственников считал своим долгом посочувствовать, а на самом деле бередить мою душу...