Глеб Денисович зычным голосом зовет какого-то «засранца Мишку». Явившемуся на крик парню отдает мой листок и наказывает проверить лекарство на складе.
– Для очистки совести, – поясняет он мне. – Давай без иллюзий.
Мне нужны иллюзии, хотя бы малейшие шансы, намек на надежду – иначе зачем всё?
Долгие минуты ожидания, расспросы, попытки сосредоточиться на ответах. Местного начстанции интересует многое, я ничего не скрываю. Через силу заставляю себя говорить и слушать, уточнять, объяснять, иногда смеяться – однако не могу отвести взгляда от двери. Когда она откроется, в ней появится либо вестник смерти, либо спаситель… паренек на побегушках, знающий единственную вещь на свете, имеющую значение.
– Боишься? – мое состояние не остается незамеченным. Даже в полумраке.
– Да, Глеб Денисыч, боюсь.
– Любовь делает человека слабым и уязвимым… Закурю, ты не против?
Я не против.
– Доктор вытрясет из меня всю душу за осквернение «больничных покоев», но… – чиркает спичка, высекает искру и ломается, так и не загоревшись. – Черт! Я тоже нервничаю. Завидую тебе… сам-то я давно уже сильный и неуязвимый. Все, кто делал меня слабым, умерли…
Вторая спичка удачливее первой, она рождает огонь и на несколько мгновений освещает лицо Мальцева. Изуродованная глубокими шрамами и бесчисленными ранами плоть… Лица нет, единственный глаз отражает мечущееся на конце спички пламя, неровная линия рта, лишенного губ, кривится в попытке удержать сигарету – это не человек, чудовище!
– Эхо войны, – с приглушенным смешком поясняет чудовище. Огонек зажженной сигареты мерцает в пустоте.
И больше Мальцев ничего не объясняет. Мы молчим до возвращения «засранца Мишки» – вестника смерти, вестника жизни. В его руках что-то есть, совсем небольшое, но мое обострившееся в темноте зрение все равно фиксирует неизвестный предмет. Посланник торопливо шепчет Глебу Денисовичу на ухо какие-то слова и тут же исчезает. Начстанции несколько секунд изучает принесенный предмет, поднеся его совсем близко к глазам. К глазу.
– Хорошая новость, – говорит он наконец. В неожиданно тихом голосе слышится удовлетворение.
Мое сердце пропускает удар за ударом, жду хорошей новости, не решаясь поверить в удачу.
– В закромах родины нашлось нужное…
– Слава Богу! – я шепчу или кричу во все горло? Не знаю, это уже не важно – я спасен, мои любимые люди спасены!
– Тише-тише (значит, я все-таки орал), преждевременная радость штука крайне неприятная… Есть еще одна новость, и я не уверен, насколько она благая. Умолкаю, мучительно жду продолжения. Мальцев заходит издалека: