– Тебе чего? – спросил он.
– Это твоя племянница, – сказал Пацан, указывая на Малышку на руках у Вдовушки. – Дочь твоего брата. Сам твой брат на позициях сейчас, а это его дочь. Мы хотим есть. И помыться было бы неплохо.
Пекарь помолчал, потом встал и проковылял на деревянной ноге к Вдовушке. Посмотрел на Малышку.
– Ты ее мать? – спросил он.
– Она по-нашему не говорит, – поспешил объяснить Пацан.
– Не говорит? Уж не из северо-восточных ли соседей?
– Что-то вроде этого.
– Мать?
– Нет. Кормилица. Ты ее не обижай.
– А мать где?
– Не твое дело.
– Всё, идите отсюда. Быстро. Пока я не рассердился.
– Не спеши, – по-взрослому сказал Пацан. И снял с груди медальон.
Пекарь уставился на медальон. Взял в руки. Повертел.
– Ну, я не знаю, – сказал он. – Правда, что ли?
– Брат твой велел мне все тебе рассказать. Но сначала дай поесть. Тогда может и расскажу, блядский бордель.
Пекарь усмехнулся.
– Садитесь, сейчас принесу.
Через некоторое время Пацан и Вдовушка ели суп – совсем такой, как готовил Шустрый, невероятно вкусный – а Пекарь держал на руках Малышку и рассматривал ее. И пытался расспрашивать Пацана о том, о сём, но Пацан отвечал односложно и уверял Пекаря, что подробнее расскажет после, а сейчас очень есть хочется.
А потом пришла пекарская жена – полноватая черноволосая хохотушка из совсем-южных соседей («Римляне мои прибыли!» – объявил Пекарь без улыбки) с тремя детьми, один мальчик и две девочки, и в саду стало сразу жуайельно и уютно. Хохотушка стала общаться с Вдовушкой, что-то ей говорить, всякие глупости, Вдовушка отводила глаза, но в конце концов улыбнулась – Пацан никогда раньше не видел ее улыбку. Он стал ей переводить глупости, а дети резвились вокруг – бегали друг за другом, кричали друг на друга, и даже дрались – разговоры взрослых были им скучны, и Пацан понял, что он уже взрослый. Ну, может не совсем еще, но почти.
– Рассказывай подробно, – потребовал Пекарь.
И Пацан стал рассказывать. Рассказывал он сбивчиво, прыгая от события к событию, и не в хронологическим порядке. Ему не хватало слов, чтобы все объяснить, обрисовать быт барыневой усадьбы, о некоторых вещах ему стыдно было говорить, а об иных он просто не знал. Но слушали его Пекарь и Хохотушка очень внимательно. Хохотушка сидела рядом с Вдовушкой и угощала ее кофием и вкусностями, и гладила по плечу – очень прониклась судьбою этой молчаливой женщины. Малышку ласкали то Пекарь, то Хохотушка, и даже дети несколько раз подошли погладить – всем она, Малышка, нравилась. Врожденное обаяние, наверное.
Выяснилось, что Пекарь потерял ногу на недавней войне, той, которая предшествовала восточной кампании.