– Да, – настороженно сказал Император. – Есть у меня такая слабость.
– И вот, изволите ли видеть, литераторы вашей страны написали много интересного за последнее время … много. Я бы расспросил критиков, или самих литераторов, но мнение у людей предвзятое, каждый любит что-то свое, а у вас, государь, репутация человека объективного, и безупречный вкус. Я как раз собираюсь в книжную лавку. И если ваше величество соблаговолит мне что-то порекомендовать, книги или авторов…
– Вот странная просьба! – сказал Император. – Но я конечно же ее исполню. Но как же вы будете читать – вы ведь?…
– Я знаком с языком ваших подданных, государь.
– Вот как!
– Да, государь. Я здесь родился. Но это тайна, никто об этом не знает, кроме нас с вами. Прошу вас, государь, меня не выдавать – это может повредить моему делу.
– Разумеется, Барон, ваши тайны вашими же и останутся. Еще раз вас благодарю…
– Государь…
– А, да … авторы, книги…
Император придвинул к себе чернильницу, взял из стопки чистый лист, немного подумал, и написал четыре фамилии.
– Вот эту вещь особенно вам рекомендую, – сказал он, подчеркивая имя автора и заключая название опуса в кавычки. – Вы любите стихи?
– Не очень, ваше величество.
– Я тоже не очень. Но эта вещь особенная.
Когда в театрах не было особо интригующей премьеры, Барыня любила проводить вечера в небольшой уютной комнате на третьем этаже.
Некогда энергическая и предприимчивая, нынче она все более отходила от дел. Дела велись двумя феминами, некогда состоявшими у нее в крепостных, и велись неплохо. Дом приносил стабильный доход, пусть и не очень большой.
Те, кто никогда не содержал публичный дом, думают, что промысел сей прибылен невероятно, но это не так. Всякий месяц расходы приближаются к доходам, и нужно только успевать поворачиваться – улаживать конфликты, чинить крышу, чистить комнаты, разоряться на новые платья для девушек и женщин, держать вышибал, давать взятки полиции, министерству, и врачам. Не говоря уж о том, что в публичных домах иногда рождаются дети, коих отдавать в приют для сирот зазорно, да и некоторые матери настаивают, чтобы дети были при них – потому что ребенку необходима материнская, а не казёная, ласка. При этом некоторые из детей, живших в доме, являлись, как ни крути, внуками и внучками Барыни. Из некоторых даже толк какой-то получался. К примеру, отпрыск Сынка и Мышки, девятнадцатилетний, работал нынче приказчиком в лавке неподалеку, и еда поступала в дом со скидкой. А, скажем, семнадцатилетняя дочь Сынка и Ивушки устроилась актрисой в театр, завела обширное знакомство, и многим в этом кругу рекомендовала именно Барынин, а не другой, публичный дом – а это гораздо эффективнее, чем объявления в газеты давать.