Как и на первом курсе, я раз в неделю посещала геобиологию и астробиологию; курс читал знаменитый астробиолог доктор А. Байрон Зорба. Вернее, это студенты называли его доктором Зорба. Но поскольку он был наставником моего отца, когда тот еще учился здесь, а позже стал другом семьи, я всегда звала профессора доктором Зетом.
По неизвестным мне причинам папа и доктор Зет долгие годы поддерживали отношения, и мой отец частенько советовался с профессором. Когда доктор Зет навещал нас, я с большим удовольствием слушала за ужином рассказы о его экспедициях и исследованиях. Я, будучи дочерью двух идеалистичных ученых, не только не вписывалась в компанию других детей, но даже и не испытывала желания налаживать с ними отношения. Пока большинство сверстников играли в пожарных или супергероев, я в игрушечной лаборатории зарабатывала Нобелевскую премию. Куклы и мальчики вызывали во мне скуку, уверена, что и последние со мной скучали. Я могла без конца говорить о телескопе Кека, в то время как большинство детей едва умели написать собственное имя, а моим героем был доктор Байрон Зорба.
После похорон моих родителей доктор Зет заявил, что я должна учиться в Кемптоне, хочу я того или нет, и сам написал за меня заявление о приеме. Он также позаботился о том, чтобы все мое наследство было должным образом и как можно быстрее переведено в фонд колледжа.
А перед первым семестром доктор Зет предложил мне должность своего помощника по исследованиям. Моим родителям, жившим на жалованье ученых, вечно не хватало денег на оплату счетов. Я же надеялась, что зарплата помощника слегка увеличит скудный стипендиальный фонд и обеспечит деньгами на ежедневные расходы, которые этот фонд не покрывал.
Доктор Зет совсем недавно вернулся из летней научной экспедиции в Антарктику и все еще в восторге приплясывал от своей находки – камня размером двенадцать на пятнадцать дюймов и весом в двадцать семь фунтов. На меня возлагалась обязанность записывать все данные и приводить их в порядок. Должна признать, этот камень не произвел на меня впечатления, и энтузиазм доктора Зета казался мне непонятным.
Я вошла в лекционный зал и зажмурилась от яркого солнечного света, бившего в многочисленные узкие окна на противоположной стене. Стол доктора Зета, маленький и заваленный бумагами, стоял на возвышении в центре зала, окружали его уходящие вверх ряды крошечных парт с ужасно неудобными сиденьями.
Я влилась в цепочку студентов, что поднимались по ступеням аудитории и выбирали, куда бы сесть; я шаркала ногами, медленно продвигаясь вперед.