Про Бабаку Косточкину (Никольская) - страница 42

— Ишь ты! — присвистывает бабушка. — А ну, сними-ка, внучонок, пробу с моих кислых щей! Небось отродясь таких наваристых да жирных не пробовал!

— Я не голоден! — помня мамин завет, выкрикиваю я.

Баба Моня невозмутимо наливает дымящихся щей в глубокие тарелки с каёмкой, швыряет на стол три сочных белых луковки и вынимает из печки зажаристый каравай.

— Хлеб — всему голова! — говорит бабушка, не размыкая сросшихся бровей. — Чуете?

— Чуем! — говорим мы хором, вдыхая аромат свежего деревенского хлеба.

С хрустом баба Моня взрезает твёрдую золотистую корочку, и я вижу внутри жёлтый ноздреватый мякиш, от которого ещё валит тёплый пар.

— «И вальсы Шуберта, и хруст французской булки…» — напевает себе под нос Бабака и тянет лапу за корочкой.

— Пускай остынет малёк! — качает головой бабушка. — Грешно горячий хлеб есть. Сейчас поспите с дороги, и в лес рванём.

— За подснежниками?

— А вечерком в баньку по-чёрному!

— Щи у вас кисленькие такие, ням-ням! — подхалимничает Бабака. — И в горнице так светло! А скатёрку вы сами вышивали?

Я уплетаю щи, грызу луковку, слушаю болтовню моих родственниц, вдыхаю запах горячего мякиша и ощущаю себя полноценным деревенским жителем. Настоящим селянином. Аутентичным.

— Бабушка, а куда мы идём?

— Любопытной Варваре на базаре язык оторвали, — деспотично отрезает баба Моня.

— Не язык, а нос, — поправляю я.

— Зачем нос рвать, когда язык как помело? — недоумевает бабушка.

— А на Руси в Средние века языки за сквернословие отрывали, — Бабака говорит. — Щипцами. Прямо с корнем.

— Святые мученики! Какие ты страсти, Бабака, рассказываешь!

— А вот в Японии, например, в самурайской среде практикуется уход из жизни посредством харакири, — не унимается Бабака.

— Я тебе покажу харакири-маракири! — Баба Моня кулаками как затрясёт. — Не слушай её, Костя! Лучше по сторонам гляди — красота-то какая!

Я гляжу по сторонам, но никакой особенной красоты не замечаю. Хвойный лес, сугробы все в иголках; льдом подёрнутые. Сделаешь шаг в сторону с тропинки, по пояс хрусть! — и утонешь.

Вот летом совсем другой коленкор, как выражается папа. Разные грибы — подосиновики там, подберёзовики, всякие волнушки, грузди. Ягоды тоже — костяника, земляника, черника с брусникою. Ляжешь, бывало, в черничник, в самую его сердцевину, на живот, ногами в воздухе болтаешь, ягоды с кустиков рвёшь, складываешь в рот. Или лучше на травинку нанизывать: черника, земляника, черника, земляника, черника, земляника — получаются маме бусики.

А сейчас разве поваляешься в лесу? Поди попробуй — только попу отморозишь, даром что весна! Одно хорошо — комаров нет. И чего мы сюда пришли, спрашивается?