, где когда-то любил сиживать прекрасный друг отца, сын эмигрантов, боец Сопротивления, журналист и мистик Кирилл Небург. Черные двери ресторана бесшумно открывались, обнажая темную дорогую внутренность, багровые портьеры, белоснежные скатерти. Швейцар придирчиво осматривал наши плащи и куртки, однако вежливо выслушивал.
– Не помните ли вы мсье Небурга, который любил сидеть за крайним столиком там, у окна? – переводил я вопрос отца.
Швейцар секунду-другую делал вид, что припоминает что-то, но потом бесстрастно отвечал:
– Нет, мсье.
Двери бесшумно затворялись, и «Monde des chimêres» вместе с растаявшей тенью мсье Небурга неслышно отчаливал в прошлое отца. Мы поднимались на Пигаль, где в смежных переулках срамные заведеньица уже зажигали свои огни, призывая поглазеть (из-за шторки, что ли?) на живых девушек, целая картотека которых была у хозяина, магазины развратного белья и обуви бесстыдно озаряли свои незаметные днем витрины, а отец все оглядывался вокруг и вопрошал сам себя:
– Ну где же они? Ведь они шпалерами стояли здесь – девки всех цветов, вот с та-ки-ми ногами…
Его самого, в общем, уже не интересовали женщины, но ему хотелось, чтобы мы увидели тех девок из Алжира, Португалии и Сенегала, которых он видел когда-то. А девок не было, зато было немыслимое количество секс-шопов, владельцы которых, алжирцы, обладали поистине звериным слухом, ибо, едва заслышав сказанное вполголоса: «Ну что, давайте зайдем, что ли?» – они принимались делать заманивающие жесты руками и во весь рот кричали: «Давай, давай!!», «Давай, давай!!».
Город менялся, теснил горячих жриц любви вуайеризмом и трансвеститами, а отец стремился скорее сбежать от всего этого, и мы ныряли в какой-нибудь переулок, где, по счастью, натыкались на пивную «Гиннесс» и хорошенько промывали от всего увиденного свои мозги пинтой темного пива, а на следующий день отец упрямо возглавлял шествие и вел нас… Ну да, на этот раз без осечки. Разумеется, кладбище Пер-Лашез осталось неизменным и было предъявлено нам со всех сторон: могила Бальзака, могила Эдит Пиаф, обелиск на могиле маршала Мюрата, короля неаполитанского, памятник Оскару Уайльду с отбитыми недоброжелателями яйцами… Я вдруг понял, что вместе с отцом стал участником какого-то душераздирающего и страшного его прощания с городом. Однажды мы долго искали маленькую площадь со щемящим названием, напоминающим о временах Франко-прусской войны, когда Париж окружали еще крепостные валы… Контр-Эскарп. Где-то в глубине Латинского квартала. Когда мы нашли ее, оказалось, что это и в самом деле чудная маленькая площадь, где мы и расположились в кафе под зонтиком газового обогревателя, взяли чаю и даже разговорились с каким-то по виду завсегдатаем, который оказался итальянским писателем и почему-то тут же поведал историю своей влюбленности во француженку и всего, что из этого вышло…