Но это только половина правды. Да, он на стороне угнетенных, но последние интересуют его по-настоящему лишь в тот момент, когда они осмеливаются противостоять угнетению («страдания, если они не ведут к борьбе, становятся соучастием»), когда они утверждаются как персонажи борьбы и оставляют на этот счет свидетельство, пусть нелепое и смешное с практической точки зрения: оперу на лебедином языке или платье королевы майя. «Вопрос не в том, выиграть или проиграть. Вопрос в том, чтобы сражаться». Без этого неумолимого сопротивления не работает «принцип надежды» Армана Гатти. История ужасна в слишком многих своих проявлениях, но только сопротивление спасает ее от отвратительного торжества палачей. Сопротивление и есть надежда.
Театр выстреливал революционными пьесами, которые становились сгустками надежды; увы, нет смысла перечислять их, поскольку ни одна из них не известна ни русскому зрителю, ни хотя бы читателю. В 1969 году цензура запретила пьесу «Страсть генерала Франко». Гатти порывает с официальным театром и уезжает в Германию, чтобы там, на улицах, с актерами альтернативных театров наметить то, что он создаст потом сам, со своими. В конце восьмидесятых со своими «loulous» он начинает самую сложную работу – работу над семантикой языка. Все эти «мальчики и девочки» – отбросы общества – особенно уязвимы со стороны языка, подметил Дж. Иреленд, «ибо быть маргинальным сегодня – это быть прежде всего лишенным своего языка. Циничное присвоение языка улицы рекламой и кинематографом (в коммерческих целях) заключает этих молодых в пустоту слов, которая мешает им думать иначе, чем в терминах общества, которое их обрекло». Противостоять этой деградации слова, превращению слова в этикетку, «запустить» язык, загрузить его новыми возможностями становится как никогда политической задачей. «Быть творцом языка, быть его первопроходцем, его охранителем – значит находиться в эпицентре тех сил, которые нами управляют сегодня».
Вот это сказано!
Ну а что, что противопоставляет он, бывший юный Лермонтофф и Донки, этому безъязыкому миру? Какие гимны он поет и сохраняет ли силу его слово, которое когда-то уже не удержало его в хождении по волнам?..
Слова читают меня
Те, которые я пишу сейчас
И те, что рассеяны вокруг, в книгах
Которые мне удалось прочитать.
А что до слов моих учителей
Мишо
Чжуан-цзы
Грамши
И Рабби Абулафия —
Они поют меня…
Иногда мне кажется, что его подолгу читает и даже поет Элен – удивительная женщина, в волшебном мире которой по-прежнему неустрашимый, но сильно постаревший Донки нашел самое надежное оружие сопротивления – любовь.