13 маньяков (Щёголев, Матюхин) - страница 104

На первую страницу

Повернулся. Небесный человек стоял у открытого багажника, держа книгу под мышкой. Выпотрошенные листы в беспорядке торчали из-под мягкой потрепанной обложки.

– Пожалуй, кое-что вкусное найти здесь, это самое, можно, – задумчиво сказал Небесный, вытаскивая из багажника клубок внутренностей. – Не французский сыр, конечно, но выбирать не приходится…

– Покажешь дорогу? – спросил Пашка.

– Я теперь с тобой надолго, – отозвался Небесный, не поднимая головы.

Пашка вытащил из бардачка плеер и наушники. Старая французская мелодия вперемешку с ночной прохладой. Это успокаивает. Воткнул наушники, включил. Мир преобразился в нечто. Это нечто было теплое и влажное, гладкое и пушистое. Пашка посмотрел на небо, в томной звездной глубине которого лениво перекатывались набухающие кляксы. Потом перевел взгляд на Небесного человека. Тот молча, не отрываясь от трапезы, указал на дорогу, ведущую прочь из города. И Пашка пошел туда, в темноту, не оборачиваясь.

А Небесный вскоре насытился и, бесшумно ступая босыми ногами по земной тверди, отправился следом за тем, кого предстояло еще многому научить.

Маньяк № 7

Владислав Женевский

В глазах смотрящего

Я ненавижу весь проклятый человеческий род, включая себя самого.

Карл Панцрам

Честно зеркалу в ванной глаза в глаза смотри,

Все свое в горсть собери и поцелуй изнутри.

Ольга Арефьева. Танец с полотенцем

Родинка на щеке – слишком крупная, чтобы сойти за милую. Скорее клякса, бесформенный силуэт какой-то амебы. Другая щека голая, но не чистая: если всмотреться, видны забитые поры. Как червоточины в трухлявом бревне. Между щеками невзрачный нос – не большой и не маленький, не картошкой и не пуговкой, с невыводимым прыщом под левой ноздрей. Или правой?

Плохо нарисованные брови. Из коричневых полос, оставленных дешевым карандашом, торчат редкие ворсинки. Чуть ниже – глаза. Вообще-то они не блестят даже на солнце, но в таком освещении кажутся особенно тусклыми, неживыми. Как там говорят про рыбу – странное такое слово? Стылая? Снулая, да. Снулые глаза. Ни цвета, ни выражения. Волосы тоже бесцветные, мышиные. Тонкие потрескавшиеся губы, микроскопический подбородок. Вялая детская шейка. Никакой симметрии.

Зачем такое фотографировать?

Кира щелкнула по крестику в правом верхнем углу.

Так пристально она не разглядывала себя уже давно. Кажется, с младших классов школы. Тогда родители и сестра еще поддерживали в ней веру, что она самая красивая девочка на свете, что когда-нибудь она станет кинозвездой, или графиней, или лунной принцессой. Но постепенно подружки стали обгонять ее во всем – росте, стройности, чистоте кожи. Их лица больше походили на те, что смотрели с телеэкранов и журнальных обложек. Она же осталась маленькой, сухонькой, серенькой. Груди у нее так и не появилось. Если в Кире и было что-то красивое, то имя. Но его никто не замечал – как раскрашенные наличники на заброшенной избе.

Следующая страница