Но «Скрудж» давил свое:
– Не преувеличивай, Марина! Психушка – больница. Такая же, как и все остальные. А тебе надо хотя бы немного отдохнуть от этого мальчишки. Ты посмотри на себя, как ты извелась с ним – за последний год состарилась лет на десять!
Хорошенькие у матери друзья, ничего не скажешь!
Я испугался, что, если подслушаю еще что-нибудь в этом духе – не удержусь: выскочу из комнаты и скажу прямо в лицо этому козлу, какой он козел и сволочь.
Я отошел подальше от двери, взял в руки книгу «Парусные корабли Западной Европы. Моделирование» (ее когда-то подарил мне отец) и сел читать. Чего бы я не отдал за то, чтобы отец был теперь рядом! Все свои корабли отдал бы. И старые, и новые. Даже самые любимые.
Я бросил книгу и лег на кровать не раздеваясь, поверх одеяла. Спать я не собирался – думал просто дождаться момента, когда этот «дядюшка Скрудж» уберется из нашей квартиры. Я хотел поговорить по душам с мамой.
* * *
Кажется, я только на секунду прикрыл глаза, и в комнате что-то стукнуло. Мне даже почудилось, что я видел собственными глазами, как нижний ящик комода захлопнулся сам по себе.
Скорее всего, это был сон.
Открыв глаза, я уперся взглядом в темноту, в которой, разумеется, никакого комода было не разглядеть. Но вскоре от стены до стены протянулся снова серебряный луч.
Я встал с постели и заглянул в дыру.
За стеной стоял человек.
Он стоял посреди комнаты спиной ко мне, сильно ссутулившись, и чавкал. Омерзительный звук. От него меня прошиб пот и едва не затошнило.
Я хотел уйти, но тот урод развернулся, и я увидел, что он глодает собственные ногти. Сплевывая отгрызенное в кулак. В точности как я это делаю.
Наверное, в тот миг я впервые испытал к нему что-то вроде симпатии, смешанной с жалостью и сочувствием. Ведь это не бывает просто так. У него душевная травма. Он пытается защитить свой мир.
Человек поднял голову, и я увидел темное, худое лицо со впалыми, ссохшимися щеками древней мумии.
Сама тьма таращилась на меня черными ночными глазами. Грызун стоял против света, лучи обрисовывали его контур, скользя по краю. Но вот он повернулся, и что-то сверкнуло красным, как зрачки собаки в темноте. Его глаза.
Влажный блеск на краешке искривленной губы – это повисла слюна, когда он перестал обкусывать ногти и опустил вниз руки.
Ну уж теперь никто не скажет, что я – псих! Надо сейчас же показать жуткого типчика за стеной маме. Пусть полюбуется!
Не зажигая света, я кинулся через коридор.
Мама уже легла – электричество во всей квартире было погашено. Я распахнул дверь в ее комнату и… На фоне светлого квадрата окна на материной постели раскачивалась гигантская туша двухголового зверя. Увидев его, я заорал.