Если искушение длится два десятилетия, настает момент, когда бороться уже нет сил. Наша встреча была неизбежна – Мастера и творения его. И слова, прозвучавшие в последнем интервью, стали долгожданным знаком. «Мне плевать на мир людей в такой же степени, как людям на меня», – сказал мой учитель.
Мертвый мир. Но – живые слова.
Зов был послан и услышан…
Теперь я знаю, какова его реакция на мои послания, теперь я не боюсь разочароваться. Ему тоже приходится играть роль, подсовывая миру персонаж вместо себя настоящего, произнося реплики в пьесе, которая осточертела.
Как хорошо, что мы поняли друг друга.
Семья на даче. Вторая половина осени, последние теплые выходные, золотое время школьных каникул.
Участок – десять соток. Теплый деревянный дом со вторым этажом и мансардой, времянка, парники, ухоженный огород. Идеальный воздух, река в двух шагах. Мечта простого обывателя, не отягощенного деньгами или амбициями.
Хорошо…
«Лада» – на площадке перед домом. Санька привез своих на «Ладе», а мини-вэн остался на стоянке в городе.
Ночь. Все спят: и хозяин, и его жена, и ребенок. В доме только я бодрствую.
Девушка, за которой Санька ухаживал, которую ждал на скамейке возле школы… что их связало? Только ли то, что он стал учителем? Или, может, то, что на учителке женился Боб?
Ах-ах, милая ты моя скамейка, созданная для двоих… Удобное было место наблюдать за детьми, обдумывая первые реконструкции.
А что эту семейную пару связывает нынче?
Наверное, нечто эфемерное, обозначаемое смешным словцом «люблю»…
Кукла, играющая меня, спит вовсе не в постели, как можно было бы подумать, а в моей голове. Ночь – то время, когда не нужно притворяться. В дневное время кукла вынуждена придуриваться, пряча меня.
Однако нас вовсе не двое! Нет у меня никакого расщепления сознания или раздвоения личности: все, что мною делалось, – делалось осмысленно и зряче. Персонаж, придуманный и необходимый для общения с другими персонажами, всего лишь маска. А я – человек.
Смертельно уставший человек.
Время моего персонажа закончилось. В рассказе может быть сколько угодно действующих лиц, но человек там только один, это закон жанра. В жизни ровно то же самое. Человек – один, остальные – персонажи второго или третьего плана.
«И сын? – спрашиваю я себя. – Сын – всего лишь персонаж?»
Да, конечно.
Смотрю, как Севка спит – на спине, положив руки поверх одеяла. И вспоминаются отчего-то разные мелочи, каких изрядно накопилось за наши с ним десять лет… Как в три года он однажды вечером надел пижаму и залез в кроватку на час раньше положенного, без напоминания, и мы испугались, не заболел ли ребенок, а потом выяснилось, что он просто вытащил из моего плаща несколько монет и лег спать из-за острого чувства вины… Как он попал на местное телевидение, куда приехали с гастролью «Спокойной ночи, малыши», и в студии внезапно наткнулся на Хрюшу со Степашей, валявшихся на рояле, – на эти обшарпанные, потасканные, жалкие тряпки – и что же это за потрясение было для него… Как в детсаде его спрашивали, почему он так рвется в школу, и он отвечал: «Ну я же там буду ума-разума набираться…»