– Слава богу, – выдохнул Боров. – А то несут хрень всякую мне тут, сказки, мол, страшные! Идиотов куски.
– Но у тебя ведь и вправду пропадают люди, так?
– Так и раньше пропадали! Кто у нас тут на это смотрит? Один запил, другая искололась, третий прыгнул на корабль – и привет. Баб вообще считать не стоит. Выступила один, ты понял, один раз! Приглянулась какому-то богатому извращенцу и теперь сидит на поводке, мол, яйца ему чешет. Думаешь, откуда все мои бабы? Это же смотры!
Официантка поменяла пепельницы, улыбнулась и свалила. Боров проводил ее голодным взглядом и достал из кармана диск с блокнотом.
– Здесь запись вчерашнего фокуса с фонарем. В бумажках – всякие там данные, ну, мол, адреса, имена и остальная чепуха. Я не верю, что это убийство, да ты сам только что видел номер! Как можно, мать их, в этом кубике кого-то зарезать, когда там даже третьей бабы быть не должно?!
Боров был прав. Показуха, ритуальное самоубийство – да что угодно. Съехала у девчонки крыша. Или довел кто-то. Никакой мистики. Я знал, о чем шепчутся в «Платформе», но в сказки верить перестал лет тридцать назад.
– Но если вдруг это на самом деле убийство… Кто, куда, зачем, какого хера? В общем, никто, кроме тебя, не разберется. Разузнай все, ты сможешь. Нужно дать народу отмашку, что тут, мол, безопасно. Нет никакого, мать его, черного мага.
Деньги он мне вручил сразу, знал, что не откажусь. Странная работка, но почему бы не навариться на людском суеверии? Убийство в гигантском фонаре… Даже звучит смешно. Но копнуть будет занятно. Тем более за такие бабки.
На улице шел снег. Ночное небо вываливало белое крошево на грязную дорогу, ветер свистел в развалинах складов. Я укутался в пальто и двинулся в сторону набережной, обходя примерзшего к тротуару забулдыгу.
– Ну чего тебе? – По сонному голосу Шмеля было ясно, что он не особо рад моему звонку.
– Спишь, что ли?
– Поспишь с тобой. Чего надо-то опять? Только давай скорей.
– К вам вчера привезли бабенку одну. – Я достал блокнот и сверился. – Оксана Счастливая. Из «Платформы». И ножик вместе с ней. Как бы на нем пальчики посмотреть?
– Ты опять проблемы себе ищешь? Самоубийца это, угомонись. Никто с ней не возился.
– Я понимаю. Но очень интересно, заснуть не могу. Посодействуй, будь человеком. Я же не обижу, ты знаешь.
Шмель вздохнул.
– Все завтра. Отбой.
Я терпеть не мог полицейских, но без своих людей в этой конторе не обойтись. Шмель, хоть и тот еще засранец, все сделает. Поворчит-поворчит, но шелест заветных бумажек ни на что не променяет.
Ближе к центру города пошли работающие фонари. Машины дымили на тротуар и развозили выхлопное зловоние по кишкам каменного муравейника. Над горбами многоэтажек в черном небе проклевывались пятна салюта. Пир во время чумы. Половина забегаловок здесь после одиннадцати обрастала металлическими решетками на окнах. Гулять в темноте было опасно. Но не для меня.