— Ага, а теперь он стал Наполеоном Бонапартом.
— Видимо, он счел, что быть французом куда выгоднее… Я знаю его очень хорошо, мадам, и не думаю, что его будет легче остановить теперь, когда он вкусил и славы, и власти.
В Белые Липы пришло известие, что Бонапарт прибавил к своим лаврам генерала еще и лавры миротворца. Он так страшился, что генерал Гош опередит его и первым подпишет мир, что, едва узнав о его победе близ Нейвида, сразу пришел к обоюдному согласию с австрийцами. Мир был подписан в Штирии, в небольшом городе Леобене. Предлагая мир, Бонапарт писал разбитому им эрцгерцогу Карлу: «Разве не достаточно убили мы народа и причинили зла бедному человечеству?»
Захват нейтральной Венеции тоже вызвал волну возмущения в Европе. На рейде в Лидо был убит французский капитан — зацепившись за этот случай как за предлог, Бонапарт послал против Венеции своего генерала Барагэ д’Илье. Дожу, приехавшему просить о снисхождении, Бонапарт высокомерно ответил: «Я не могу вас принять, с вас каплет французская кровь…» Так было уничтожено Венецианское государство, самостоятельная итальянская республика, существовавшая с середины V века. Знаменитые статуи коней, которые мы с Александром видели у собора святого Марка, были сняты и отправлены в Париж.
Европа роптала, но генералу не было никакого дела до этого. Быть может, он знал, что живет в мире, который идеально ему подходит, — мире, где прав только тот, кто силен.
Правда, будучи сильным, Бонапарт не считал нужным быть откровенным и носил то одну, то другую лицемерную маску. Он усиленно распространял версию о том, что его война — это лишь помощь Италии, что великий итальянский народ сбрасывает наконец австрийское иго. На самом деле Бонапарт презирал итальянцев и, нещадно и беззастенчиво грабя эту страну, насмешливо вопрошал Директорию: «Неужели вы действительно думаете, что идея свободы способна поднять этот дряблый, суеверный, трусливый, увертливый народ?» Когда было нужно, он беспощадно расправлялся с недовольными, как это случилось с городами Бинаско и Павией, жители которых не захотели больше верить в версию о приходе освободителя. Провозглашая идеи свободы, генерал не забывал о себе и своих генералах — все они знали, что вернутся на родину богатыми людьми.
Братья дю Шатлэ, Ле Пикар и англичане уехали на рассвете. Александр со мной не прощался — возможно, не хотел будить меня, чтобы избежать волнения при прощании. Маргарита передала мне, что он поцеловал Филиппа и совсем осторожно отрезал прядь моих волос на память. Я понятия не имела, каковы планы заговорщиков. Я знала лишь то, что их путь лежит в Париж и что там они намерены похитить из тюрьмы Тампль Сиднея Смита, а вместе с ним — и моего отца.