Из состояния срыва, мучительных раздумий, словом, отчаяния, Глафиру вывел явившийся вдруг утром Озеров. Это было не в его обычае, если он и захаживал, то вечером, осматривал комнату голодными глазами – угостят ли на этот раз кулебякой или сразу выпроводят за порог, сославшись на занятость? Закусит, почмокает мокрыми губами и начнет звать в какие-то компании, как понимала Глафира, на масонские обеды, «где хорошо кормят и собеседники приятные». Каждый раз он отчитывался перед Глафирой, сообщая, сколько именно денег опустил в суму собирателя милостыни:
– Деньги небольшие, но ведь каждый раз надо подавать. Но зато потом удивительная легкость в душе, поскольку сребролюбие угнетает, а щедрость и сострадание к ближнему, наоборот, расширяют вены, увеличивает ток крови в голове, и жизнь видится в благоприятном свете.
Глафире давно надоели его прожорливость, назидательность и излишнее любопытство, но сейчас она даже обрадовалась, квас подала и кренделек с маком, который гость с удовольствием сжевал. Далее разговор пошел как обычно о масонской трапезе, только на этот раз Озеров вцепился в Глафиру намертво, как клещ по весне.
– Уж этот обед, господин Шлос, вы должны посетить непременно. Сам мастер стула приглашает вас, а на это должны быть веские причины.
– Какие же?
На толстом лице Озерова появилось строгое выражение, но руки он продолжал держать в молитвенном жесте, ладонь к ладони, как перед иконой.
– Это мне не дано знать. Я всего лишь рядовой член. Но ваше непоявление на оной трапезе может быть воспринято с непониманием. И неблагоприятием. Ну что вы хмуритесь, милый Альберт? В прошлый раз вы сослались на нездоровье, на прошлой неделе говорили, что очень заняты. А меж тем весь день провели дома.
– Вы что, следите за мной?
– Боже избавь! Но фурия определенно говорила, что вы в тот день не выезжали за ворота.
– Не могла Феврония вам этого говорить. Подслушивали?
– Господин Шлос, вы все время подозреваете меня в каких-то гадостях. А я ведь и обидеться могу.
– Ну и глупо. Что обижаться-то? И хватит об этом, – проворчала Глафира. – Но вы умный человек и должны понимать, что иногда неотложные дела могут удерживать человека дома. У меня был почтовый день, а написание писем отнимает много времени.
Уже по тону мнимого Шлоса Озеров понял, что одержал верх в перебранке. Он деловито потер руки и бодро бросил:
– Я зайду за вами в пять. Обед назначен на шесть, но пока выйдем, пока дойдем. А пока вот вам билет. Я заплатил за вас, так что деньги можете отдать мне, – он протянул квадратик плотной бумаги, на которой типографским способом были напечатаны две латинских литеры, над ними голубь в лучах и ветка акации.