Они приковали Малыша Генри наручниками к металлическим поручням кровати, но он продолжал биться и вырываться так сильно, что Никки предупредил:
— Поручни могут не выдержать, поторопись.
В Малыше Генри не было зверя, которого я могла бы призвать. Он не был вампиром, которого я могла бы подчинить некромантией. Мне и прежде приходилось разрывать связи между оборотнями и их мастерами-вампирами, но я никогда не пробовала освободить от этой связи человека. И я не была уверена как это проделать, но Никки был прав; чтобы я не предприняла, мне следовало поторопиться.
Я начала с прикосновения, потому что все вампирские способности усиливаются от прикосновения кожи к коже. Как только я дотронулась до него, то почувствовала силу вампира. Мой крест вспыхнул белым опаляющим светом и раскалился, как и кресты полицейских. Генри закричал громче, и голос у него стал срываться. Я попыталась отследить источник силы, но словно потерялась в Генри, словно что-то очень теплое и человеческое в нем каким-то образом сбило мою силу.
— Дерьмо.
— Что случилось? — спросил доктор Эймс, придвигаясь ближе.
— Если бы он был ликантропом или вампиром, у меня бы получилось, но с человеком сложнее.
— Получилось что? Что вы пытаетесь сделать?
— Освободить его от вампира, который им завладел.
— Это невозможно, — сказал Эл.
— Я делала это и раньше, — ответила я.
— Это невозможно, как только вампир овладевает тобой, тебе не освободиться, — возразил Эл.
Я покачала головой:
— Не для меня, для меня это не невозможно.
Я подумала о том, чтобы прислонить крест к его коже. На несколько секунд это отгонит вампира, но не освободит того, кто уже попал под такое сильное воздействие.
Я обошла кровать и подошла к Никки:
— Помоги мне забраться на кровать.
Никки не стал переспрашивать, а просто поднял меня.
— Что вы собрались делать, Маршал? — спросил доктор Эймс.
— Мне нужно увидеть его глаза, но я слишком низкорослая.
Никки помог мне пробраться над этими длинными, мускулистыми руками, которые все еще боролись с наручниками и узкими металлическими поручнями кровати. Двое офицеров продолжали прижимать его ноги, или в ином случае он бы скинул меня с кровати. Я пыталась удержаться на коленях над его телом, но он слишком сильно брыкался. И тогда я оседлала его грудь, обеими руками обхватив его голову. Он все еще кричал, и находиться прямо у его лица, так близко к источнику звука, было почти болезненно. Мой крест пылал столь ярко, что я от него почти ослепла. Мне нужно было увидеть его глаза, но я не могла. Решусь ли я снять крест? Но другие освещенные предметы сияли так ярко, что я не была уверена, изменит ли это хоть что-то.